Конь да Винчи

Автор: А. Мельник («Ростовская старина», № 128, 25.07.2006)

Если любого человека на улицах Ростова спросить, слышал ли он о Леонардо да Винчи (1452—1519), то, несомненно, ответ будет положительным. И не удивительно, поскольку этот великий художник, скульптор, изобретатель, ученый является, как теперь принято говорить, культовой фигурой не только европейской, а и мировой истории.


Зададим и второй вопрос — имеет ли Леонардо хоть какое-то отношение к Ростову? Уверен, что ныне любой выскажется отрицательно. И напрасно. Во второй половине XV — начале XVI в. в России существовал человек, который, как выяснилось, олицетворяет связь ее, и Ростова в том числе, с Италией эпохи Возрождения и гениальным Леонардо. Речь идет о дьяке Даниле Мамыреве.

В конце XV в. он состоял на службе у московского великого князя Ивана III (рис. 1.), являясь чиновником особого учреждения его двора — так называемой Казны. Это была эпоха становления Русского государства, когда многие его функции только лишь зарождались. В то время одним из важнейших учреждений великокняжеского двора являлась упомянутая Казна. Она исполняла целый спектр государственных функций, часть из которых позже, в XVI в., перешла к другим вновь сформированным учреждениям. В Казне хранились великокняжеские ценности и архив. Она исполняла роль главного финансового учреждения государства. Она же, до появления особого Посольского приказа, была непосредственно причастна к посольским делам. Казначеи и дьяки этого ведомства занимались приемом иностранных посольств, а некоторые дьяки сами выступали в роли послов. Сказанное в полной мере относится и к нашему герою, дьяку Мамыреву. Он был одним из немногих, кто закладывал основы посольского дела Русского государства.


Каменная палата, занимавшаяся Казной, тогда находилась в Московском Кремле, она вплотную примыкала с востока в алтарной части великокняжеского Благовещенского собора, в ней и служил Данило Мамырев.


Поскольку обязанности дьяков конца XV - начала XVI вв. не были строго регламентированы, Данило Мамырев исполнял многие важные поручения великого князя, не связанные с посольской практикой.


Важно подчеркнуть, что Мамырев работал бок о бок с целым рядом других дьяков, которые в то время являлись наиболее образованной и широко мыслящей частью русского общества. И сам он принадлежал к их числу. До нас дошло несколько книг из составленной им личной «библиотеки». О других подобных книгах, происходящих из нее, мы узнаем из письменных источников. То есть Данило Мамырев являлся книжником. Судя же по тематике принадлежавших ему книг, он был склонен к богословским размышлениям. Очевидно, наиболее значительным событием в жизни дьяка Мамырева стала его посольская поездка в Италию, а точнее — в тогдашние государства Милан и Венецию.

Великий князь Иван III в мае 1493 г. послал туда посольство Мамырева и находившегося на русской службе грека Мануила Ангелова с основной целью найма различных мастеров для работы в России. 17 ноября того же года Ангелов и Мамырев прибыли в Милан. На следующий день по приезде, 18 ноября, послы были приняты правителем Милана Лодовико Сфорца по прозванию Моро (рис. 2). Они вручили ему верительную грамоту и подарки (1 штуку горностая, 5 сороков соболей, саблю, богато украшенный лук и моржовую кость длиной в локоть). Дело, надо полагать, происходило в замке Сфорца (рис. 3), который до сей поры сохранился в Милане. Между прочим, по образцу именно этого замка итальянские архитекторы построили Московский Кремль.

Вскоре по приезде русские послы были приглашены на придворное празднество. Однако они отказались в нем участвовать, требуя предпочтения перед польским послом, поскольку "их государь благороднее и сильнее всех королей Венгрии, Чехии и Польши вместе взятых".

Демонстрацией особого почета, оказываемого в Милане московским послам, стала устроенная в их честь большая придворная охота с участием Лодовико Моро и его жены Беатриче д`Эсте (рис. 4). "Благородная забава удалась на славу: дичи оказалось множество".

В декабре 1493 г. Ангелов и Мамырев заключили контракты с резчиком по камню Бернардино да Боргаманеро, архитектором Алуизио (Алоизио, в русских документах — Алевиз) ди Каркано (Карезано), кузнецом Микаэлем Парпайоне, а также, очевидно, с другими моастерами для работы на московского великого князя. Именно в те самые дни, когда Данило Мамырев и его спутник занимались исполнением своей миссии, по приказу Лодовико Моро состоявший у него на службе великий Леонардо да Винчи (рис. 5) представил на всеобщее обозрение одно из самых значительных своих творений — глиняное изваяние коня. Оно представляло собой модель будущего бронзового памятника покойного правителя Милана отца Моро — герцога Франческо Сфорца. Последний должен был быть представлен сидящим в боевых доспехах на этом коне. Леонардо около трех лет создавал уникальное по размерам произведение. Оно должно было стать самой большой конной статуей в мировой истории. К декабрю 1493 г. модель памятника еще не была готова. В частности, отсутствовала фигура Франческо Сфорца. Однако Лодовико Моро вынудил Леонардо показать всем то, что было уже сделано — «Коня», уже успевшего к тому времени обрасти легендами.


И этот колосс потряс современников, его высота составляла около семи метров, а вес был близок к 80 тоннам. Известный автор XVI в. Джорджо Вазари писал: "Те, кто видел огромную глиняную модель, которую сделал Леонардо, утверждают, что никогда не видели произведения более прекрасного и величественного".

К сожалению, оно не сохранилось, но целы подготовительные рисунки Леонардо (рис. 6), хотя бы отчасти восполняющие для нас утрату оригинала.


Можно только представить, насколько глубокое и сильное впечатление произвела эта скульптура на дьяка Мамырева. Надо помнить, что и он, и Леонардо были включены в один и тот же круг двора правителя Милана.

Так что Данило Мамырев мог не только видеть это и другие творения великого мастера, но и общаться с ним самим. А ведь именно вербовкой мастеров и занимались в Милане русские послы.

Во второй половине декабря они стали собираться к отъезду из Милана в Венецию. Лодовико Моро отпустил их с тем же почетом, с каким и принял, хотя они отказались участвовать в торжествах на свадьбе его племянницы Бьянки Сфорца с императором Максимилианом. Они заявили, что не желают присутствовать при бракосочетании, дабы не уступить первого места представителям императора и королей Франции или Испании.

Отъезд послов из Милана состоялся, очевидно, ближе к концу декабря. 29 числа того же месяца они были приняты венецианским сенатом. 1 января 1494 г. в главном храме Венеции соборе Сан Марко (рис. 7) происходила торжественная месса, на которой присутствовали дож с членами совета, сенаторы, патриции и представители других держав. Ангелову и Мамыреву было отведено почетное место.

Однако посол неаполитанского короля попытался встать перед ними, тогда они демонстративно вышли из храма. Свое решение русские послы объяснили тем, что не могут снести обиды, чинимой их государю.

Как видим, и в Милане, и в Венеции в сходных ситуациях послы поступали совершенно одинаково. Надо полагать, такое поведение определялось не их личными амбициями, а посольским обычаем, сложившимся к тому времени. Согласно тогдашним представлениям посол как бы отождествлялся с персоной великого князя. Поэтому любое принижение достоинства посла расценивалась как умаление престижа правителя Русского государства.

Из Италии посольство Ангелова и Мамырева с большой группой нанятых мастеров различных специальностей возвратилось в Москву летом 1494 г.

Казалось бы, какое отношение имеет все вышесказанное к Ростову?

Оказывается, имеет. Дело в том, что Данило Мамырев хоть и жил в Москве, но имел вотчинное владение близ Ростова — село Поникарово. Теперь это деревня Паникарово Борисоглебского района Ярославской области. Надо полагать, дьяк Мамырев неоднократно бывал в Ростове по дороге в свою вотчину. Для нас же необыкновенно важно то, что из церкви Димитрия Солунского, существовавшей в Поникарове, происходит уникальный по сохранности и высокому художественном уровню иконостас, состоящий из царских врат и пятнадцати икон. Именно Данило Мамырев был их заказчиком.

Ныне большую часть этих произведений можно видеть в экспозиции Ростовского музея. Все они принадлежат кисти русских современников Леонардо — лучших московских художников конца XV — начала XVI вв. Особенно значительны два образа местного ряда данного иконостаса, "Богоматерь Одигитрия" (рис. 8) и "Димитрий Солунский в житии" (рис. 9). Первая икона принадлежит к числу наиболее совершенных произведений московского искусства XV в. А вторая создана одним из лучших мастеров круга Дионисия. Подчеркнутым своеобразием отличается художественное решение образа Димитрия Солунского. На иконе из Поникарова мы видим прекрасного, почти женственного юношу, замершего в прихотливо-грациозной позе. Этой чрезмерной утонченности, почти манерной изысканности немного найдется аналогов во всей русской иконописи XV — XVI вв. Ясно, что такое произведение явно возникло в рамках придворной элитарной культуры. Носителем именно этой культуры и являлся дьяк Мамырев. Надо полагать, его личные вкусы оказали влияние на выбор художественного решения иконы Димитрия Солунского и указанного иконостаса в целом. Таким образом, все эти иконы можно рассматривать как своеобразный исторический источник, характеризующий личность их заказчика.

Становится ясным, что Данило Мамырев обладал особо изощренным художественным вкусом и был глубоким знатоком иконы. В подтверждение последнего тезиса обратим внимание еще на одну важную черту того же иконостаса. Центральная икона его поясного деисусного чина обладает уникальной для того времени иконографией. В отличие от всех известных подобных икон русских иконостасов XV — XVI вв., на ней Иисус Христос представлен не с Евангелием в левой руке, а со свитком (рис. 10). Следовательно, в указанной иконе созданного по заказу нашего героя деисуса и, судя по определенным признакам, в деисусе в целом выражена незаурядная для той эпохи богословская концепция. Вполне возможно, что она возникла не без участия Мамырева, который, как предполагалось выше, имел склонность к богословским размышлениям.



Теперь всякий, прочитавший эту статью, оказавшись в нашем музее перед названными иконами, вспомнит о Даниле Мамыреве и Леонардо да Винчи и обретет ощущение связанности всего и вся в европейской культуре и, может быть, осознает, что Россия гораздо раньше начала становиться частью Европы, чем большинством принято считать до сих пор.