Время похорон

Пользуюсь случаем еще раз опубликовать свои старые работы. )))

История и культура Ростовской земли. Материалы конференции 1994 г. Ростов, 1995. С. 50-58.

Это сейчас нам кажется, что правило хоронить покойников на третий день после смерти - традиция, которая существовала испокон века. Но "время похорон" менялось и то, что кажется сейчас освященной церковью традицией, еще недавно было новацией светской власти.

С.В. Сазонов

Время похорон

В ряду представлений о смерти и посмертной "судьбе" человека особое место занимает срок с момента смерти до момента похорон покойного. Исследователи не останавливались специально на этом вопросе. В нашем распоряжении меются только отдельные замечания по этому поводу, не подкрепленные развернутой аргументацией. Эти замечания весьма разноречивы и основываются, в основном, на указаниях иностранных путешественников 16-17 веков Флетчера и Олеария. а также беглого русского подьячего XVII века Григория Котошихина. Исключение составляет ряд обобщаюших работ современных этнографов, где фиксируется ныне существующая традиционная норма - третий день после смерти. Такая разноречивость историографии заставляет вновь вернуться к этому вопросу. Я попытаюсь рассмотреть его на протяжении очень длительного времени, начиная с ХI-ХII вв. и до XIX века.

Обратимся, вначале, к периоду средневековья. Далеко не все известия о смерти и погребениях, которые мы находим в летописях и других источниках, содержат обе необходимые даты, т. е. дату смерти и дату похорон. Точная датировка смерти встречается в очень большой части таких известий. Фиксация этой даты связана с христианским правилом ежегодного поминовения умерших в день смерти. Вероятно, именно она была значима для человека средневековья. Что же касается даты погребения, то известий, где она прямо или косвенно оказывается, гораздо меньше. За период ХI-ХVII вв. их чуть более сорока. Видимо наличие этой даты не вызывалось непосредственной, практической необходимостью и она вводилась в повествование лишь для придания ему большей подробности.

За первые семь столетий русской истории мы имеем весьма ограниченный материал для выводов. На первый взгляд отрезок времени между смертью и похоронами здесь самый разнообразный: от нескольких часов до нескольких десятков суток. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в более чем половине случаев умерших хоронили в течение суток, чаще всего наследующий день после смерти. Большинство исключений из этого правила связанос перемещением умерших к месту похорон. Такие перемещения были широко распространены в русском средневековье, гак как месту захоронения придавалось особое значение. Перемещения покойников были основной причиной значительного временного разрыва между смертью и погребением. Известны и другие причины. В 1473 г. похороны князя Юрия Васильевича были отложены из-за отсутствия в Москве великокняжеской семьи. Юрий Васильевич умер 12 сентября, в субботу. Великий князь вернулся в Москву 16 сентября, в среду. В тот же день, немедленно по приезду великого князя, состоялось погребение. Очевидно, разрыв в четыре дня между днем смерти Юрия Васильевича и днем возвращения в Москву великого князя казался достаточно большим и именно поэтому с погребением поспешили. В 1175 г. тело Андрея Боголюбского было на следующий день после убийства положено в церковь, где оно лежало два дня и две ночи, так как смута в городе не позволяла произвести погребение. Но на третий день разрыв между смертью и похоронами, по всей видимости, показался избыточным и козьмодемьянский игумен Антоний предложил, если не похоронить князя, то, хотя бы, отпеть над ним необходимые погребальные тексты, что и было сделано. В целом ряде других случаев летописцы не указывают нам причины значительного разрыва между смертью и погребением, но можно предположить, что и здесь он воспринимался как нежелательный.

Косвенно это подтверждается тем, что, как отмечалось выше, в большинстве известий о смерти деятелей XI-XVII вв., где нам известны и дата смерти и дата погребения, разница между этими датами составляет около одного дня. Именно так, в день смерти или на следующий день были похоронены князь Всеволод Ярославич в 1093 г., князь Андрей Владимирович в 1141 г., его сестра Марина в 1146 г., князь Игорь Ольгович в 1147 г., князь Юрий Долгорукий в 1158 г., Иван Данилович Калита в 1340 г., Дмитрий Донской в 1389г., князь Михаил Александрович Тверской в 1399 г., игумен Пафнутий Боровский в 1447 г.. великий князь Василий Васильевич в 1462 г.. царь Иван Васильевич в 1584 г., царь Федор Иванович в 1598 г., царь, Михаил Федорович в 1645г., царь Федор Алексеевич в 1681 г., патриарх Иоаким в 1691 г., патриарх Адриан в 1700 г.

На этом хронологическом рубеже я пока остановлюсь. Отмечу, что внутри этого периода, с ХI по XVII век включительно, можно было бы привести еще целый ряд примеров похорон в течение именно первых суток после смерти. В то же время. в отношении целого ряда лиц, таких, например, как Владимир Святой или Василий III. источники не дают точных сведений о времени похорон, но косвенные данные летописных известий позволяют предположить, что они так же были похоронены в очень короткие сроки.

В нашем распоряжении имеется ряд текстов, позволяющих, как кажется, придти к выводу, что захоронение умершего в течение первых суток могло восприниматься авторами этих текстов и их современниками-читателями как некая норма Феодосий Печерский рано утром 3 мая 1074 г.. перед самой своей смертью, счел необходимым указать братии монастыря- "В ночь похороните тело мое", что и было исполнено монахами. Видимо такой, очень короткий, разрыв между смертью и погребением был для Феодосия значимым.

Видимо значимым он был и для преемников печерских монахов ХI века. Именно на восприятии очень небольшого разрыва между смертью и похоронами в качестве нормы строятся два рассказа о чудесах, происшедших с печерскими монахами. Мы находим их в Киева-Печерском патерике. В первом из них, "О святом Афанасии затворнике",- рассказывается о том, что один из умерших монахов, по своей бедности, целый день оставался непогребенным. Ночью того же дня игумену чудесным образом явился человек, упрекнувший его в небрежении. Когда же наутро братия явилась в келью умершего, то обнаружила его воскресшим. В другом рассказе, "о преподобном Марке пещернике", сюжет строится на том, что монах, чьим послушанием было копать пещеры для погребения умерших, не успевал закончить подготовку места погребения в день смерти своих собратьев. В первом случае пещера была еще очень тесна и не позволяла произвести необходимые действия с телом усопшего. Тогда, по просьбе Марка пещерника, известного своей праведной жизнью, мертвый сам возлил на себя елей. В следующий раз тот же монах Марко, не успевая закончить своей работы, попросил мертвого воскреснуть и прожить еще сутки.

Сходный сюжет находим в "Слове о князьях", произведении второй половины XII века. Согласно этому тексту, после смерти князя Давыда Святославича, который здесь прямо прославляется как святой, епископ решил отложить похороны, так как солнце уже заходило и близился вечер. К тому же не успели подготовить каменный гроб князя. Но солнце остановилось и вечер не наступил до тех пор, пока гроб не был закончен, а святой князь не захоронен.

Как видим, во всех этих случаях чудеса совершаются для того, чтобы соблюсти суточный срок между смертью и погребением, а сам этот срок воспринимается как норма, нарушение которой нежелательно. Проявление такого восприятия этого срока в разных произведениях древнерусской литературы, широкое распространение именно краткого разрыва между смертью и погребением в практике ХI-ХVII вв. позволяет утверждать, что такая норма была общепризнанной хотя ее нарушения и допускались сравнительно легко. Но на чем же базировалась эта норма?

К сожалению, в нашем распоряжении нет текстов, которые бы позволили судить об этом. Ни в церковных, ни, тем более, в государственных установлениях средневековой Руси не регламентировался срок похорон. Нет такой регламентации и в общехристианских установлениях. Западная Европа средневековье также не имела такой твердо установленной нормы, но, как и на Руси, там существовала норма традиционная, совпадающая с русской. "День погребения..., как правило, шел сразу за днем смерти" - отмечает Ф. Арьес в своей книге, посвященной проблемам восприятия смерти Западной Европе. Тексты, которые бы каким-то образом комментировали эту традиционную норму, мне не известны. Остается только высказать осторожные предположения.

Возможно, что отмеченная мною традиционная норма восходила на Руси и в других странах еще к дохристианским традициям, когда, из-за присущего архаическим обществам страха перед мертвыми, их старались захоронить как можно быстрее. Нельзя исключить и христианское происхождение этой нормы. Жизнь христианина, особенно христианина Средних веков, всегда ориентирована на предельно значимый бразец - земную жизнь Христа, является подражанием этой жизни, даже имитацией ее. Смерть Христа - ключевое событие Нового Завета и ориентация на это событие может быть прослежена во многих произведениях как общехристианской, так и древнерусской литературы. Захоронение тела Христа состоялось, в соответствии с требованиями иудейской религии, в день его смерти, т. е. менее чем через сутки. Возможно, что именно ориентацией на этот значимый образец вызвано восприятие краткого, в течение суток, срока погребения, как нормы.

В приведенных выше примерах верхняя хронологическая дата (похороны патриарха Адриана) относилась к 1700 г. А уже 28 января 1704 г. вышел указ Петра I о порядке погребения умерших. В нем говорилось: "Умерших всяких чинов мужеска и женска пока, которые будут надлежать к погребению у святых церквей, и тех до трех дней не погребать, а выносить их из домов в церкви, и в третий день их погребать по обыкновению". Как видим, этот указ отходит от прежней, традиционной нормы и вводит новую, законодательную. Появляется новый, обязательный срок погребения -третий день после смерти. Эта норма регулировала только нижнюю границу этого срока - погребать не ранее третьего дня после смерти. Верхняя граница оставалась неопределенной. И когда возникала нужда в перемещении "мертвых тел" (а такие случаи были достаточно распространены и в XVIII-XIX вв.), погребение, естественно, откладывалось.

В указе никак не объясняются причины его появления. На первый взгляд появление новой нормы можно связать с христианскими представлениями о состоянии души и тела в третий, девятый и сороковой день после смерти. С этими представлениями, в свою очередь, связывались традиции поминовения умерших в третий, девятый и сороковой день. Такие представления были известны на Руси еще в раннем средневековье, однако их актуализация произошла в XVI, и особенно, в XVII веке, когда статьи с соответствующими текстами стали широко распространяться в составе синодиков. Эти статьи не всегда совпадают между собой. В одной из них необходимость поминовения умерших на третий день обосновывается тем, что первые три дня душа человека остается возле тела, навещает дом, -где жил умерший, другие места, которые были ему дороги. И только через три дня она навсегда покидает этот мир. Можно было бы предположить, что погребение тела также старались приурочить к этому моменту. В другом подобном тексте к третьему дню приурочено изменение внешнего вида покойного под воздействием тления. Известны тексты, связывающие поминовение в третий день с трехдневной смертью Христа.

Однако ни один из этих и подобных текстов не связывает прямо представления о состоянии души и тела на третий день после смерти с погребением. Вскоре после принятия интересующего нас петровского указа вышло известное сочинение митрополита Стефана Яворского - "Камень веры". Стефан Яворский был одним из тех близких к Петру людей, кто оказывал реальное влияние на его церковную политику. ""Камень веры" митрополита Стефана стал своего рода "суммой теологии" православия. Однако и здесь трехдневное поминовение усопших не связывается с днем похорон.

Общие тенденции политики Петра I и его преемников В этом вопросе также противоречат догадке о связи новой нормы с церковными установлениями. Известны указы Петра о запрещении погребать в дубовых и долбленых сосновых гробах (но разрешено делать дощатые), об "уравнении" надгробий с поверхностью земли, о запрете погребать покойников ("кроме знатных персон") внутри городов и некоторые другие, касающиеся этой сферы. Можно по-разному воспринимать эти указы Петра I, но одно несомненно: их появление вызвано отнюдь не стремлением соблюсти традиционные нормы русского православия. Речь, скорее, должна идти не о сакрализации, а, пусть своеобразной, но рационализации этой стороны жизни. Видимо прав был С.М. Соловьев, приводивший запрещение хоронить мертвых ранее трех дней в ряду других фактов, свидетельствующих о попытках упорядочения и рационализации русской жизни в целом.

Возможно, что выяснить причины этой новации Петра I помогут более поздние этапы законотворчества. В статье 1081 "Уложения о наказаниях", принятого в середине XIX века, грехдневный срок между смертью и похоронами также вводится как обязательный. Здесь читаем " Кто, исключая случаев законом определенных, похоронит мертвого прежде истечения определенного для сего времени (трех суток по удостоверению в смерти его), тот за сие подвергается..." - далее следует перечень наказаний. Дальнейший текст стать разъясняет причину столь жесткой регламентации срока похорон: "Но если впоследствии окажется, что похороненный таким образом человек находился в летаргическом сне или в припадке оцепенения, принятом за смерть, и умер от преждевременного погребения, то виновный в сем приговаривается..."- далее вновь следует перечень наказаний.

Как видим, законодательство XIX века, вслед за указа; Петра I, жестко регламентирует срок похорон тремя днямя. Однако, в отличие от указа, в "Уложении о наказаниях имеется текст, объясняющий столь жесткую регламентацию. Законодатель исходит из опасения похоронить человека живого, но заснувшего летаргическим сном. Думается, что плодотворно будет сравнить этот факт с наблюдениями французского исследователя Филиппа Арьеса. Он отмечает, что уже со второй половины XVII века, а особенно в XVIII - первой половине XIX века на западе Европы умами овладевает, и его определению, "всеобщая паника" "страх быть похороненным заживо, очнуться от долгого сна на дне могилы". В обществе начинает распространяться множество историй о оживших покойниках. Эти страхи проникли и в Россию. Известно, что страх быть похороненным заживо преследовал Н. В. Гоголя. "Мнимая смерть" как литературный мотив используется в таких широко известных и вроде бы далеких от нашей темы произведениях, как сказка "Сяпящая царевна В. А. Жуковского, "Сказка о мертвой царевне и семи богатырях" А. С. Пушкина и др. Летаргия стала "общим местом" культуры.

На западе в ХVII-ХVIII веках сами умирающие предусматривали в своих завещаниях меры, необходимые против погребения заживо. Эти меры включали в себя как различные хирургические манипуляции, так и увеличение срока между смертью и похоронами. Во Франции с конца XVIII века такие меры стали предусматриваться в законодательном порядке. Был зафиксирован срок похорон (не ранее 24 часа после смерти), введено обязательное врачебное освидетельствование и т. д. Приведенный выше текст "Уложения о наказаниях" позволяет утверждать, что именно эта фобия охватившая всю Европу, стала причиной жесткой регламентациин срока похорон а российском законодательстве середины XIX века. Срок в три дня восходил, безусловно, к приведенному выше Указу Петра I от 28 января 1704 г. Но не исключено, что и сам этот указ был вызван теми же причинами. Массовый страх перед "мнимой смертью", как уже отмечалось выше, распространился в Европе со второй половины XVII века. А в конце этого столетия Европу посетил Петр I. Эти страхи могли произвести впечатление и на русского царя. Страх перед погребением заживо могли завезти в Россию и многочисленные иностранцы, приезжавшие ко двору Петра. В этих условиях и мог возникнуть указ, регламентирующий время похорон.

Но почему был выбран именно трехдневный промежуток между смертью и погребением? Здесь уместно вспомнить упомянутый выше синодичный текст о том, что именно на третий день после смерти лицо и тело умершего начинают необратимо изменяться под воздействием тления. В Синодике этот текст используется для истолкования традиции поминовения покойных в третий день после смерти. Видимо это представление было общим местом в то время. Стефан Яворский в разделе о необходимости поминовения усопших своего "Камня веры" приводит этот текст первым из подобных ему. Но именно необратимые изменения внешнего вида покойного могли неопровержимо указать на факт смерти. Таким образом, не исключено, что в петровском указе парадоксальным образом соединились западноевропейские страхи Нового времени и древнерусские квазинаучные представления. Если это так, то указ Петра почти на столетие предвосхитил появившиеся в Западной Европе в конце XVIII - начале XIX века под воздействием страха "мнимой смерти" "специальные хранилища, где трупы оставались бы под наблюдением вплоть до начала разложения" - морги. Но в России таким "моргом" стала церковь.

С середины ХIХ века, по наблюдениям Ф. Арьеса, подобные страхи на западе Европы стали ослабевать. Особая роль в этом принадлежала врачам, отвергавшим возможность погребения заживо как предрассудок. Те же процессы происходят в это время в России. Если изданный в 1864 г. "Настольный словарь для справок по всем отраслям знания" пишет, что "при глубокой летаргии... больной легко может быть признан мертвым", а в изданном в 1878 г. "Всенаучном энциклопедическом словаре" читаем, даже, что "одержимых летаргией нередко заживо погребают по ошибке", то в последующих аналогичных изданиях этот страх отсутствует. Уже в "Энциклопедическом словаре", изданном Брокгаузом и Ефроном (1896 г.), осторожно отмечается: "Возможно, иной раз такие мнимоумершие были заживо похоронены, хотя несомненно многие рассказы о подобных роковых ошибках недостоверны". Изданная в 1903 г. "Болышая энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания" и Словарь "Гранат" вообще не упомилают о такого рода опасности. "Большая советская энциклопедия" (начиная с первого издания) категорически утверждает: "существовало мнение, что больные летаргией могут быть приняты за мертвецов, однако установлена полная недостоверность приводившегося в подтверждение этого материала", "принять летаргию за истинную смерть нельзя", "даже в самых тяжелых случаях летаргию можно отличить от смерти, что исключает возможность ошибочного погребения живых лиц".

Параллельно с этим происходит процесс сакрализации трехдневного срока погребения. Он отчетливо проявился у авторов, писавших, преимущественно, на церковную тематику. Известный русский богослов первой половины XIX века Игнатий Брянчанинов, посвятивший православным представлениям о смерти специальную работу, ни словом не упоминая о трехдневном сроке похорон, вероятно хорошо понимая что это норма не церковная, а светская. В отличие от него А. Н. Муравьев, в своих "Письмах о богослужении", изданных в первой четверти века, впервые сводит воедино петровскую законодательную норму и традиционные христианские представления, "научно" истолковывающие смысл поминовения усопших в определенные дни после смерти: "Как третий день избран для погребения, ибо мертвенность уж слишком ясно начинает проявляться в теле, так девятый и двадцатый, и сороковой поминаниями соответствуют постепенному его разложению, по законам естественным, бывающему в сии промежутки времени".

А уже игумен Антоний ("Вечные загробные тайны", четвертое издание - 1908 г.) нисколько не сомневается, что "поминовение усопших православною Церковию имеет отношение ко многим весьма важным событиям в царстве благодати, например, погребение тела на третий день и поминовение новопреставльшагося в этот день - к тридневной смерти Первенца из мертвых - Иисуса Христа". Эти и некоторые другие подобные высказывания были, скорее, не причина а симптомом стихийно происходящего процесса. Законодательная норма стихийно превращалась в сакральную, или, по крайней мере, в традиционную. Вероятно, причиной этого послужило неосознанное желание людей "освоить" эту норму, вторгавшуюся в сферу, где ранее безраздельно господствовали традиция и церковь.

В современном обществе, изжившем страх "мнимой смерти", подобная законодательная норма вообще отсутствует, а тридневный срок похорон прочно воспринимается как традиционный. Именно эта ситуация и зафиксирована в упоминавшихся в начале работах этнографов.