Скоро рыбалка...

Муром. 1950-е гг. Из архива муромского композитора, автора песен о Муроме, В. Мельгунова.


Читать далее

Дворец Цецилиенхоф в Потсдаме

Дворец Цецилиенхоф, расположенный в Новом саду Потсдама - последний дворец, построенный Гогенцоллернами в 1913-16 годах. Проектировал его архитектор Пауль Шульц-Наумбург. Эта фахверковая постройка в виде каре с внутренним двориком, выполнена в стиле английских загородных домов. На крыше дворца 55 дымовых труб, ни одна из которых не похожа на другую. Строился дворец для семьи кронпринца Вильгельма и его супруги кронпринцессы Цецилии, в котором они прожили до национализации здания в 1945 году.

С 17 июля по 2 августа 1945 г. здесь состоялась Потсдамская конференция, на которой главами союзнических государств Трумэном (США), Черчилем, позднее Клементом Эттли (Великобритания) и Сталиным (СССР) было подписано Потсдамское соглашение, определяющее будущее Германии. Здесь же, Трумэном по телефону был отдан приказ о ядерной бомбардировке Хиросимы, естественно без уведомления собравшихся. Сейчас здесь музей. Любопытно, что наиболее массовыми посетителями этого музея являются русские и японцы. Две нации, для которых это место стало судьбоносным, не считая немцев конечно. Лужайку внутреннего двора украшает обширный цветник с красной звездой в центре. Рассказывают, что именно Сталин распорядился украсить цветник этой звездой при подготовке к Потсдамской конференции. И сегодня, немцы старательно сохраняют цветник в таком виде, не смотря на, мягко говоря, неоднозначное отношение к этому в обществе.

Что замечательно, этот дворец, как впрочем и еще около четырех десятков знаковых для Германии объектов наследия (напр. Дворец Сан-Суси), сейчас находятся в управлении, а фактически в собственности, общественной организации «Прусский фонд Дворцов и парков Берлина-Бранденбурга». Эта организация структурно чем-то напоминает Английский Национальный траст, но имеет ряд особенностей обусловленных местной спецификой. Государство, безусловно, им финансово помогает. Но даже на стартовом этапе формирования этой организации государственная поддержка не была 100-процентной. Выделялось ок. 70%. Сейчас эта поддержка составляет менее половины. А в дальнейших планах, государство собирается сократить помощь до четверти годового бюджета Фонда. А ведь некоторые объекты, находящиеся в управлении этого Фонда сравнимы по значимости и объемам с Петергофом, Павловском, Кусковым и др. Мне удалось довольно основательно познакомиться со структурой и деятельностью этой общественной организации и надо сказать, что это впечатляет. А если учесть, что Фонд образовался только через несколько лет после объединения Германии, то диву даешься, как они вообще смогли столько сделать. И подобная организация в Германии не единственная, не говоря уж о Европе вообще. В основном именно общественные инициативы вытягивают национальное наследие европейских стран. Дозреем ли мы когда-нибудь до этой стадии? Осознают ли наши власти что это необходимо?

Читать далее

В Гараже: Футурология и Русские Утопии

В Гараже - сразу две выставки. "Футурология. Современные русские художники и наследие авангарда", куратор - не знаю кто. И "Русские утопии" (в двух сериях). Куратор, в том числе, - небезызвестная Таня Волкова.

Про выставки стоит писать либо много, либо ничего. Я напишу предельно коротко. Три мысли.
1. Я всё думал, что же не так? Вроде и работы-то хорошие. Потом понял. СИ - это искусство контекста. А контекста нет. Не от чего оттолкнуться. Ничто никого не волнует. Ни решительные шахтёры, ни монахиня с раздвинутыми ногами, ни К. Собчак с зубами, ни Россия-дефка с голой задницей. Всем пох... Такие уж общественные умонастроения. И с этим ничего не поделаешь. Накала нет. Писатель пописывает, читатель - почитывает.
2. Кто писал чудный текст к Футурологии? Наверное - старательная и скромная девушка. Очень скромная. Отразила меру своего понимания предмета выставки. Ещё раз подтвердила первую мысль. Всем всё пох... Иначе таких текстов и таких девушек не было бы.
На "Русских утопиях" текста не было вообще. Очень мудро, между прочим...
3. Платье Волковой было умопомрачительно. Мне лично - практически всё помрачило...

P.S. А Гандрабура опять игралась с яйцами. То складывала их в корзину, то вынимала... То прижимала к груди... А то, зачем-то, показывала Шабурову...
Зачем?!



















Апдейт.

Вот текст про выставку, который прислала TV. Сам не читал - боюсь. Если кто прочитает - расскажите, про что там?..

РУССКИЕ УТОПИИ.
Часть 1. Посвящения. На руинах Великих Утопий

Под утопией понимают проект идеального социума, который охватывает собой всю жизненную среду человека – от его внутреннего мира до общественного пространства. Утопическое сознание направлено на позитивное преобразование существующей реальности, всегда далекой от воображаемого идеала. Однако сегодня утопия мыслится чаще всего в модусе неудачи и Россия в этом отношении обладает ценным историческим опытом. Нередко именно через категорию неудачи воспринимается образ России в международном контексте. Можно даже сказать, что поражение в построении утопии приобрело статус символического капитала и стало нашим национальным достоянием.
Первая часть выставки «Посвящения. На руинах Великих Утопий» имеет дело с неудачей двух главных утопических экспериментов в России ХХ века – художественным авангардом и социалистическим проектом.
Несмотря на противоположность эстетических моделей этих проектов, их объединяла общая цель и схожий финал. Оба они были направлены на строительство нового мира с его идеалами совершенного человека, социальной справедливости, идейного коллективного единства. Оба потерпели поражение, оставив множество различных свидетельств своей истории, с которыми мы имеем дело сегодня.
Проекты, представленные в разделе «Посвящения» выставки «Русские утопии» работают с архивом памяти, исследуя и переосмысляя опыт прошлого. Искусство становится местом проявления признаков жизни давно почивших идей путем обнаружения в них смыслов, необходимых нам сегодня. «Мы ждем от потомков не благодарности за наши победы, а памяти о наших поражениях», – писал Вальтер Беньямин.
Участвующие в выставке авторы принадлежат разным поколениям. Многие из них жили в социалистическом обществе, застав его различные периоды. Есть и те, кто родился на исходе социализма и едва ли обладают сознательной памятью о нем. Неодинаков жизненный опыт авторов, различны их художественные стратегии и методы работы с архивом истории. Для одних утопии прошлого – миф, вызывающий иронию и требующий разоблачений, для других – драма жизни, в которой личные переживания неотделимы от коллективного опыта страны, для третьих – ресурс для воображения и ретроспективного прожектерства, в котором прошлое и будущее сливаются в единую фантасмагорию. Общим для большинства проектов является то, что объектом их предвзятого анализа является не столько утопия как конкретный исторический феномен, но утопия как метод, как способ мышления, как этический принцип.
В традиции европейской философии утопию трактуют с точки зрения ее критического потенциала в отношении настоящего. Так, Карл Монгейм утверждает, что утопическое сознание видит в действительности только те элементы, которые реально не содержатся в бытие, и поэтому неизбежно носит критический характер. Таким образом, утопия не ограничивается вымышленной конструкцией возможного мира, она является также средством постижения и анализа современной действительности. Напряжение, которое возникает между реальным топосом и воображаемой утопией, позволяет не только проявить противоречия между действительным и желаемым, но и осознать границы нашей сегодняшней мысли.

Одной из главных тем выставки является утопическое проектирование реальности. Искусство авангарда и соцреализма активно вторгалось с социальную материю действительности и вырабатывало свои художественные формы ее преобразования. В проекте конструктивизма этот подход нашел наиболее радикальное выражение: «Не отражать, не описывать и не интерпретировать действительность, а реально ее строить и подчиняться планомерным задачам нового, активно действующего класса, пролетариата...» (Алексей Ганн).
В осмыслении этой темы современные художники используют различные подходы. Для Юрия Авакумова проекты прошлого становятся объектом архивирования и концептуальным материалом для построения авторских реконструкций как прошлого, так и будущего. Археологическим можно назвать и метод Вячеслава Ахунова, который скрупулезно собирает и интерпретирует знаки образного языка социалистического общества, проявленного на разных уровнях – от открытки и плаката до объектов дизайна и строительства. Елену Елагину и Игоря Макаревича интересует не столько эстетика авангардистского проекта, сколько его генетика – проект «Грибы Русского Авангарда» раскрывает его иррациональный характер – те неконтролируемые стихии, которые скрываются в идеальных формах архитектонов Малевича и функциональных проектах конструктивистов. В проекте Бориса Орлова «Конец утопии» эстетические корни экспериментального искусства вырастают из земли – из почвеннических и национальных идей, туда же авангард и возвращается в конце своего прерванного полета.
Проект по преобразованию человека был одной из главных тем искусства авангарда. Теоретик производственного искусства Борис Арватов писал, что «в будущем художники будут не изображать красивое тело, а воспитывать настоящего живого гармоничного человека». Искусство становилось экспериментальным полигоном для взаимодействия разных областей знания, начиная от магии и мифологии и заканчивая новейшими знаниями в области физики, биологии, генетики. Идеи о переселении человека в космос, о происхождении новой расы и оживления всех усопших – вот мегапроекты утопического сознания. Однако большинство художественных практик были направлены прежде всего на изменение человеческого восприятия и абстрактное искусство было одним из способов трансформации сознания. Этой проблематике посвящен проект «Продвинутые обезьяны» группы «Синие носы», которые в своей разоблачительной манере иронизируют над проблематикой превращения искусства в метод социальной инженерии, в практику авторитарного воздействия на сознание зрителя. Другой проект на эту тему «Одинокий, или Секретная жизнь» Андрея Кузькина, где идея эстетической автономии художественной формы трансформируется в инструмент социальной пластики и абстрактная форма черного квадрата вместо реализации обещания человеческого освобождения становится местом его подавления.
Иконоборческие образы искусства авангарда – с одной стороны, служили отречению от прошлого, с другой – становились окнами в будущее. Идея радикального новаторства, существующего в оппозиции с окружающим социальным пространством – тема многих проектов Авдея Тер-Оганьяна. Магия искусства – создавать образы, в которых обществу видятся подрывные, опасные смыслы, в конечном итоге отразилась и на его собственной судьбе.
Часть проектов, представленных на выставке, отсылает не столько к конкретным практикам искусства прошлого, сколько к парадигме утопического сознания вообще. Так, в проекте Дмитрия Гутова «Магическая битва в Альтамире» утопическое отождествляется с первородным состоянием человека, с первобытным обществом, в котором, возможно, только тогда и мог осуществиться справедливый социум – своего рода первобытный коммунизм.
Близка этой идее и утопия Николая Полисского, которая получает возможность реализоваться в примитивных формах общинного коллективизма – в русской деревне, где искусство объединяет жителей в участников единого художественного эксперимента.
Существует и другой тип утопии, утопии бегства – социального и ментального эскапизма, который представлен в работе «Бархатная комната» группы «МГ». Проект говорит о том, что любой утопии свойственна пространственная изолированность, защищающая ее от хаоса внешнего мира. Ей так же присуща определенная доля абстрагированности от конкретного общественно-исторического времени. И, наверное, главное то, что образы идеального общества чаще всего возникают в умах социальных аутсайдеров, безумных фантазеров, пытающихся переменить мир лишь силой своей мысли.


Часть 2. Будущее отсюда.

Вторая часть выставки «Русские утопии» посвящена моделированию образов будущего в современном искусстве.
Как известно, будущее сегодня не мыслится в образах утопии, более того, мы явно ощущаем его кризис. В прошлом эта важная категория во многом определяла наше настоящее. В категориях будущего осмыслялись проекты производства, науки, культуры. Во временной исторической перспективе находилось идеальное пространство человеческого жизнеустройства. Сейчас над будущим нависла абсолютная неопределенность. Отчасти это связано с процессом «ускорения истории». Эта формула означает, что наиболее постоянны и устойчивы теперь не постоянство и устойчивость, а изменение, причем изменение все более быстрое, которое выталкивает удаляющееся прошлое. Этот переворот разрушает единство исторического времени, поэтому процесс построения реконструкций прошлого и предвосхищаемого будущего является приоритетной тенденцией в общественном сознании.
Об этом свидетельствует и широкое развитие футурологии – науки об исследовании будущего, которая в отличие от утопии и научной фантастики основана на изучении уже существующих тенденций и экстраполяции их в будущее. При этом становится яcно, что, чем дальше вперед мы пытаемся заглянуть, тем дальше в прошлое следует отойти.
Каждая область знания строит свой прогноз, исходя из методов, которые она использует. Художественная практика также обладает своим инструментарием для осуществления предсказаний. На протяжении многих веков искусству было свойственно не только мечтать о будущем, но и его воплощать – в произведениях и событиях. Искусство располагается на территории воображаемого и занимается реализацией скрытых возможностей мира, открытием чего-то реально присутствующего, но еще не проявленного. Искусство обладает огромной свободой и, что немаловажно, – отсутствием страха за неправильно сделанный прогноз.

Сосуществование многих темпоральностей и версий реальности лежит в основе создания разнообразных прогнозов будущего. Один из таких прогнозов основан на дальнейшем развитии научно-технического потенциала, и искусство нередко создает довольно точные картины грядущего в образах hi-tech. Так, работы группы «Обледенение Архитекторов» носят футуристический, утопичный характер и принадлежат категории «невозможных». Однако они одновременно являются вполне функциональными проектами, которые нетрудно вообразить реализованными в будущем. Основной темой работ Натальи Стучковой является взаимодействие человека с миром компьютерных технологий и медиапространства. С одной стороны, она создает фантазийные образы киберреальности. С другой – имитируя язык цифровых носителей, художница сама из традиционного автора как будто превращается в художника-киборга.
Сегодня искусство не просто описывает модели будущего, но и активно пользуется его ресурсами. Дмитрий Булатов создает проекты с применением высоких технологий – робототехники, био- и генной инженерии. Искусство био-арта является своего родом экспериментальной лабораторией, в которой опытным путем исследуются процессы эволюции человеческой жизни, приобретающей все более искусственный характер.
Искусственность – одна из основных категорий, в которой описывают современный мир и его будущее. Если биотехнологии создают возможности для изменения человеческого тела, то биополитика занимается искусственной организацией самой жизни. С момента рождения человеческая жизнь беспрестанно формируется и улучшается с помощью невидимых механизмов власти, постепенно вытесняя из нее все естественные, спонтанные процессы. На выставке эта тенденция получает наиболее острое звучание в проекте Алексея Калимы «Острова любви», изображающей подобие искусственного рая.
С исчезновением веры в прогресс и в гуманистические преобразования человечества место утопии заняли дистопии и антиутопии – модели будущего, воплощающие негативные тенденции его развития. Проект Александр Бродского «Колодец» – довольно мрачная, пессимистическая картина грядущего, созданная из разновременных фрагментов прошлого, описывает мир умирающей реальности, в котором история подошла к своему закату. В проекте «Москва» группы «ПГ» символ столицы Кремль – постепенно покрывается безграничным количеством снега, и,словно Атлантида, исчезает с лица земли.
Стремление освободиться не только от гнетущего настоящего, но и от пугающего неизвестностью будущего принимает катастрофически тотальный характер и является сегодня одной из основных мироощущенческих тенденций. Человечество изобрело множество различных способов покинуть пределы этого мира, чтобы найти новую действительность в соответствии со своими желаниями. Для одних эта действительность превращается в параллельную реальность медиапространства, обещающую все удовольствия мира, как в проекте «Шива» группы «ПГ». Кто-то ищет физическое пространство «земли обетованной» и, подобно Николаю Полисскому, осуществляет исход в российскую деревню. Третьи, как Серегей Шутов, уходя с головой в археологию утопических идей прошлого русской истории, задают вопросы, волнующие нас сегодня: каковы модели развития общества? Что за идеи определяют это развитие? Кто является создателем этих идей? Выставка «Будущее отсюда» пытается ответить на эти вопросы.

Кураторы выставки - Юлия Аксенова, Татьяна Волкова

Читать далее

Усадьба Иславское. Оригиналы пушкинской поры.

Пушкинское время было богато на талантливых, необычных людей. Романтизм, царивший в общественном сознании этой поры, способствовал процветанию литературы, поэзии, живописи и других искусств. Способности, творческая потенция, всячески поощрялись и поддерживались самой атмосферой тогдашнего общества. Любые проявления неординарности не оставались незамеченными, и уж тем более не оставались без внимания, личности которых и при жизни и потом называли чудаками и оригиналами.

Одной из самых известных фамилий в Москве и Санкт-Петербурге в эти годы была фамилия Архаровых владельцев подмосковной усадьбы Иславское. Многовековая история этой усадьбы (первое упоминание в 1358 г.) безусловно интересна, и каждая из семей некогда владевших ею достойна отдельного описания. Усадьбой в разные годы владели семьи: Морозовых, Апраксиных, Дурново, Постниковых, Лорис-Меликовых, Лихачевых, Сушкиных, Алексеевых. Но все же мы хотели бы рассказать именно о семье Архаровых, как об одной из самых ярких и оригинальных семей своего времени.

Иван Петрович Архаров, один из богатейших людей России, состояние которого оценивалось в полтора миллиона рублей, Московский военный губернатор, происходил из незнатного дворянского рода. Отличался добротой, мягкостью, редким радушием и любезностью. Он начал службу в Преображенском полку, состоял при графе Орлове-Чесменском во время Морейской экспедиции, участвовал в усмирении Пугачевского бунта и в конце царствования Екатерины был произведен в генерал-майоры. Первым браком был женат на Екатерине Алексеевне Щепотьевой, вторым на Екатерине Александровне Римской-Корсаковой. Архаровы владели Иславским с 1780 по 1815 год.

По описанию конца XVIII в. в Иславском стоял деревянный двухэтажный господский дом со службами, при котором был разбит «регулярный» сад. В селе числилась деревянная церковь, а другая, каменная, в честь Спаса Нерукотворного, только строилась. Закончена постройкой она была в 1799 г. и несмотря на всевозможные перипетии дожила до сегодняшнего дня.

Женившись на богатой девушке, Екатерине Александровне Римской-Корсаковой, Иван Петрович Архаров занялся исключительно приведением в порядок ее обширных имений.

Родной брат Ивана Петровича, Николай Петрович, мало походил на него характером. Фаворит Павла I, Санкт-Петербургский 2-й генерал-губернатор, деятельный, ловкий придворный, умелый интриган, способный предсказывать и даже отчасти управлять настроениями Павла I, исполняя все его капризы. Очень быстро выдвинувшись сам, он поспешил позаботиться и о брате, предложив Павлу его кандидатуру на пост Московского генерал-губернатора. И хотя Иван Петрович ссылался на то что, живя много лет в деревне, отвык от всего военного и боится не угодить его величеству, тем не менее, был назначен на должность. Им в Москве был сформирован из восьми гарнизонных батальонов пехотный полк, получивший название «Архаровского» и прославившийся такой суровой дисциплиной и жестокостью, что слово «архаровец» стало именем нарицательным.

Архаров зажил в Москве большим барином. Дом его на Пречистенке был открыт для всех знакомых и утром и вечером. Каждый день у него обедало не менее сорока человек, и по воскресеньям давались балы, на которые собиралось все лучшее московское общество. Иван Петрович встречал своих гостей с таким искренним радушием, что каждый из них мог считать себя самым желанным для него человеком. Особенно почетных и любимых гостей он заключал в объятия, приговаривая: «Чем угостить мне дорогого гостя? Прикажи только, и я зажарю для тебя любую дочь мою!» Широкое гостеприимство скоро сделало дом Архаровых одним из самых приятных в Москве, чему особенно способствовала жена Ивана Петровича. Отличаясь умом и красотой, она умела держать себя в обществе с большим достоинством и тактом. В ее голубых глазах и во всей фигуре выражались сознание своего достоинства и непоколебимая воля. Она вела хозяйство в образцовом порядке и придавала всему вид простоты и патриархальности. Так, например у Архаровых строго соблюдался обычай, что в день св. Пасхи по возвращении из церкви за приготовленные столы садилась сначала прислуга, которой было более 60 человек, и господа угощали ее, христосовались со всеми, а затем уже сами разговлялись.

Иван Петрович от двух браков имел четырех дочерей: Мария, 1783, была замужем за сенатором З.И. Постниковым, именно к ней, после смерти отца, последовавшей 16 февраля 1815 г., по наследству перешло Иславское; Варвара, 1785-1811, за камергером, директором Императорских Московских театров Ф.Ф. Кокошкиным; Александра, 1791-1855. фрейлина императрицы Марии Федоровны, за Алексеем Васильевичем Васильчиковым, Софья, 1792-1854, за тайным советником, графом Александром Ивановичем Соллогубом, их сын Владимир впоследствии стал известным писателем, находился в дружеских отношениях с А.С. Пушкиным и даже являлся его секундантом на начальном этапе конфликта с бароном Дантесом.

Иван Петрович Архаров губернаторствовал в Москве два года. Москвичи были им довольны, да он и сам был доволен своим положением, как вдруг, по вине брата, его служебная карьера порвалась неожиданным, но обычным в павловское время образом. Попавший в опалу и высланный из Петербурга Николай Петрович приезжает к брату в Москву. Подозрительный Павел I приказывает московскому главнокомандующему графу И.П. Салтыкову, следить за каждым шагом Архаровых. Как ни был опытен и осторожен Николай Петрович, но и у него как-то за обедом у брата вырвалось несколько слов осуждения необдуманным порывам Павла. 23 апреля 1800 г. был отдан приказ об увольнении Архаровых от службы. А 24 апреля приказ о высылке обоих в их деревни, где им предписывалось жить вплоть до особого повеления.

Внезапная и суровая опала взбудоражила всю Москву и возбудила общее сожаление к Ивану Петровичу. «Невероятно, - писал И.В. Страхов графу А.Р. Воронцову, - как весть сия скоро пронеслась по городу, и какая скачка была во весь день мимо моего дома, и какой спектакль представился, когда от Архарова понесено было вдруг тридцать два распущенных знамени. Во весь день в доме его была куча людей, кои приезжали к нему прощаться. Двор его был наполнен каретами и окружен толпою любопытствующего народа. Приятели его собрали на выезд и на сдачу полка слишком двадцать тысяч рублей. Писатель Карамзин привез ему целый мешок книг, чтобы в ссылке ему иметь развлечение чтением…»

Ссылка Архаровых продолжалась недолго. 11 марта 1801 г. на престол вступил Александр I, который их вновь зачислил на службу и разрешил жить где пожелают. Иван Петрович вновь поселился в Москве, и дом его по прежнему гостеприимно открывался для всех. В 1812 г. Архаровым пришлось переселиться в Петербург, и здесь, как и в Москве, они пользовались общим уважением.

В 1815 году Иван Петрович умер, а Екатерина Александровна, выдав замуж дочерей, осталась жить с ними, проводя зиму в Петербурге, а лето в Павловске, чтобы быть ближе к императрице Марии Федоровне, оказывавшей ей особое благоволение.

В Петрбурге она занимала обширное помещение в доме Мальцева на Моховой. При доме была прекрасная домовая церковь, большой сад и теплица для тропических растений, но последних у Архаровой не оказалось, купить их расчетливая старуха не захотела, а со свойственным ей добродушием заметила своим знакомым, что они могли бы каждый поднести ей по «горшочку» цветов на новоселье. На другой же день теплица превратилась в цветущий зимний сад.

Просыпаясь довольно рано утром, Архарова обыкновенно требовала к себе одну из приживалок, исполнявшую при ней обязанности «секретаря», диктовала ей письма и почти под каждым приписывала своей рукой несколько строк. Потом она принимала доклады, сводила аккуратно счета, заказывала обед и, по приведении всего в порядок, одевалась, молилась и выходила в гостиную, а летом в сад. С двух часов начинался прием гостей, и каждый из них чем-нибудь угощался, в пять часов подавался обед. За стол садились по старшинству. Кушанья были преимущественно русские, нехитрые и жирные, но в изобилии. Вино, довольно плохое, ставилось как редкость, но зато разных квасов потреблялось много. Блюда подавались вперемежку, смотря по званию и возрасту присутствующих. За десертом Архарова сама наливала несколько рюмочек малаги или люнеля, и потчевала ими гостей и тех из домашних, которых хотела отличить. По окончании обеда Архарова поднималась, крестилась и кланялась на обе стороны, неизменно приговаривая: «Сыто, не сыто, а за обед почтите: чем Бог послал». Она не любила, чтобы кто-нибудь уходил тотчас после обеда. – Что это, - замечала она, немного вспылив, - только и видели, точно пообедал в трактире. - Но потом тотчас смягчала свой выговор: - Ну, уж Бог простит тебя на сегодня. Да, смотри, не забудь в воскресенье: потроха будут. После обеда она иногда каталась, но большею частию или играла в карты, раскладывала пасьянс, или слушала чтение, преимущественно романов. Ей очень понравился «Юрий Милославский» Загоскина, но когда герой подвергался опасности, она останавливала чтение просьбой: - Если он умрет, вы мне не говорите.

В одиннадцать часов вечера день Архаровой кончался. Она шла в спальню, долго молилась перед киотом, а затем ее раздевали, и старушка засыпала сном ребенка.

Свято храня семейные предания, Архарова относилась с любовью и заботливостью ко всем своим родственникам, даже самым отдаленным. Случалось, что к ней неожиданно являлся из провинции какой-нибудь помещик и объяснял, что он приходится троюродным племянником покойному Ивану Петровичу. «– Да, да, - шептала старуха, - ты нам родня. Припоминаю бабку твою, когда она была в девках. Они жили в Москве. Стало быть, мы свои. Чем могу тебе служить?» И тот просил ее пристроить деток на казенный счет в какое ни будь учебное заведение. И мог быть спокоен, что та и устроит, и будет присматривать объезжая еженедельно всех своих подопечных, и обяжет являться в праздные дни к ней, чтоб не избаловались столичными нравами.

«Несколько раз в течение лета она приглашалась к высочайшему столу, что всегда составляло чрезвычайное происшествие, пишет в своих воспоминаниях ее внук граф Соллогуб. Заблаговременно она в эти дни наряжалась. Зеленый зонтик снимался с ее глаз и заменялся паричком с седыми буклями под кружевным чепцом с бантиками. Старушка, греха таить нечего, немного подрумянивалась, особенно под глазами, голубыми и весьма приятными. Нос ее был прямой и совершенно правильный. Лицо ее не перекрещивалось, не бороздилось морщинами, как зауряд бывает у людей лет преклонных. Оно было гладкое и свежее. В нем выражалось спокойствие, непоколебимость воли, совести, ничем не возмущаемой, и убеждений, ничем не тревожимых. От нее, так сказать, сияло приветливостью и добросердечием, и лишь изредка промелькивали по ее ласковым чертам мгновенные вспышки, свидетельствовавшие, что кровь в ней еще далеко не застыла и что она принимала действительное участие во всем, что около нее творилось. Изукрасив свой головной убор, она облекалась в шелковый, особой доброты халат или капот, к которому на левом плече пришпиливалась локарда Екатерининского ордена. Через правое плечо перекидывалась старая желтоватая турецкая шаль, чуть ли не наследственная. Затем ей подавали золотую табакерку, в виде моськи, и костыль. Снарядившись ко двору, она шествовала по открытому коридору к карете. Провожали ее, ею любуясь, жившая у нее старая полковница Александра Николаевна (Шлейн А.Н.), сироты-дворянки Анна Николаевна и Анна Антоновна, старшая горничная Степанида, две младшие горничные – Аннушка кривая и Марфушка рябая. Вечно мрачный калмык Тулем и крошечный карапузик, морщинистый карлик Василий Тимофеевич, всегда вязавший чулок и, насупившись, ворчавший на нас, как бульдог, за наши придирки, глядели на шествие несколько самодовольно, как будто и на их долю приходилось несколько почета. Впереди суетился курносый дворецкий, Дмитрий Степанович, с взъерошенным хохлом, в белом жабо, округленном веером под белым галстуком. У кареты дожидались, в треугольных уродливых шляпах, два ливрейных рослые лакея: белый, как лунь, Ананий, годами старше бабушки и с детства при ней пребывавший, и молодой парень Петр, недавно привезенный из деревни. Бабушка садилась в карету. Но боже мой, что за карета! Ее знал весь Петербург. Если я не ошибаюсь, она спаслась от московского пожара. Четыре клячи, в упряжи простоты первобытной, тащили ее с трудом. Форейтором сидел Федотка… Но Федотка давно уже сделался Федотом. Из ловкого мальчика он обратился в исполина и к тому же любил выпить. Но должность его при нем осталась навсегда, так как старые люди вообще перемен не любят. Кучер Абрам был более приличен, хотя весьма худ. Ливреи и армяки были сшиты на удачу из самого грубого сукна. На улицах, когда показывался бабушкин рыдван, прохожие останавливались с удивлением, или весело улыбались, или снимали шапки и набожно крестились, воображая что едет прибывший из провинции архиерей. Впрочем, бабушка этим нисколько не смущалась. Как ее не уговаривали, она не соглашалась увеличить ничтожного оброка, получаемого ею с крестьян. «Оброк назначен, - отговаривалась она, - по воле покойного Ивана Петровича. Я его не изменю. После меня делайте, как знаете. С меня довольно! А пустых затей я заводить не намерена».

На одном из придворных обедов с Архаровой приключилось смешное происшествие, которое бы привело в смущение и затруднение другую женщину, но ей дало повод продемонстрировать находчивость и присутствие духа. Когда доложили, что все готово, император Александр Павлович подал Архаровой свою руку и повел ее к столу. Вдруг она почувствовала, что завязки нижней юбки лопнули, и она спускается. Старуха, продолжая разговаривать с государем, немного приостановилась, дала юбке время упасть, перешагнула через нее и, как бы не замечая, что с нею случилось, направилась дальше и в течение всего обеда оставалась весела и спокойна.

Умерла Екатерина Александровна в 1836 г. в возрасте восьмидесяти четырех лет. Она очень страшилась смерти, но скончалась с необыкновенным самообладанием. Уже когда она была присмерти ей доложили что явилась известная в те годы богомолка Елизавета Михайловна Кологривова, урожденная Голицына. – Не надо.. - отвечала Архарова. – Она приехала учить меня, как надо умирать. Я и без нее сумею.

Похоронена была эта типичная представительница отжившего российского барства на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Дмитрий Ойнас

Читать далее

Будущее отсюда

16 апреля - 23 мая 2010 Будущее отсюда Образы будущего в проектах современных русских художников

Читать далее

Изразцы из усадьбы Воронино

C 2006 года мы проводим исследовательские и реставрационные работы в усадьбе Воронино Ярославской области Ростовского района. За эти годы было сделано немало любопытных открытий и обнаружена не одна сотня замечательных артефактов.

С виду, в общем-то, невзрачный главный усадебный дом таил в себе массу архитектурных загадок. В частности выяснилось, что его кирпичные стены сохраняют следы нескольких строительных периодов. А два сводчатых помещения в цокольной части дома, являются фрагментом разобранных некогда каменных хором XVII века. При перестройке дома, эту часть не стали разбирать и включили в тело новой постройки, даже не смотря на то, что она не совпадала по высотным отметкам с новым строением. Ее изолировали, прорубили в нее отдельный вход снаружи и использовали, видимо, в качестве холодного погреба. Остатки кладки XVII века прослеживаются под всем существующим строением. Дом был довольно большой (22 х 14 м.) и отапливался многочисленными печами. Опорные конструкции этих печей так же сохранились. При исследовании цокольной части дома главной проблемой было изъятие сотен кубометров грунта, так как весь этот этаж был засыпан землей.

При выемке грунта мы обнаружили несколько десятков изразцов от 8 различных печей XVII-XIX веков. Публикую здесь несколько фотографий этих изразцов. Может ли кто дать профессиональный комментарий к этим находкам? Или посоветовать человека, который занимается изразцами? При необходимости готов предоставить весь фоторяд найденных изразцов.

Мы подумываем при создании интерьеров усадебного дома использовать реконструкции печей с этими изразцами. Поэтому хотелось бы попробовать выяснить не только их происхождение, но и как могли выглядеть печи исходя из формы этих изразцовых элементов.
Читать далее