"Новая газета", №89
Эволюция пресс-секретаря крупной авиакомпании Вячеслава Антошина в человека казалась тогда необратимой. Хотя и случилась удивительно быстро — в тот самый момент, когда Славу с двумя кредитами выкинули из компании.
В один день мой знакомый потерял все, чем жил: корпоративное сознание и священный овердрафт, бонусную мотивацию, накрахмаленный воротничок и «Одноклассников», исключительную бодрость с девяти до пяти и надежду выплатить ипотеку. Все утратило смысл. Попав в реальный мир, многие не выдерживали, покупали веревку с мылом. Слава в тот же день купил вязальную машинку и шерсть… Вскоре у него будут большие деньги, десятки друзей вместо «Одноклассников», гражданская жена, отпуск в «непопсовой Монголии» вместо Египта и кеды. Накрахмаленный воротничок, мотивация и лояльность, казалось, ушли насовсем.
Эту рассылку я получил еще в конце зимы: «Дорогие друзья! Бывшие коллеги! Приглашаю вас посетить мою только что открывшуюся мастерскую… Экспозиция аксессуаров ручного производства: шапочки, варежки, шарфы в виде таксы и удава, носки любого размера. Низкие цены… Приводите друзей, попьем чай с вафлями… P.S. Для тех, кто тоже лишился работы, есть интересное предложение!»
Незнающие деталей Славиных перемен подумали, что сокращение свело его с ума. В общем, в назначенное время к метро никто не подошел. Честно говоря, немного в Славе сомневался и я. Но он просто сильно похудел. Вместо колобка с безвольным лицом и механической улыбкой у перехода маялся маленький мужичок в кроссовках. Длинные волосы вылезали из-под бейсболки, в ухе виднелась маленькая серьга. Такого Славу представить себе было очень трудно.
— Так рад, что ты пришел, — трогательно улыбнулся бывший пресс-секретарь. — Ну, пошли, у нас там уже началось.
— Но никто же не пришел, — сказал я.
— Да… с ними, я и не рассчитывал. Хомячки.
Мастерская находилась в небольшой мансарде старого здания на Лубянке. Несколько швейных машин. Компьютеры. Стеллажи с варежками и шарфами. Через телепроектор шел Форрест Гамп. Помещение ломилось от посетителей. Молодые мужчины и девушки примеряли варежки, кто-то пил чай с вафлями. То и дело сверкали вспышки профессиональных фотоаппаратов. Несколько девушек курили «Голуаз» в мундштуках.
— Мои новые друзья, единомышленники, — сообщил Слава.
— Тоже сокращенные? — поинтересовался я.
Слава посмотрел мне в глаза и с чувством сказал:
— Безработные. Свободные художники… Говорят, то, что я сделал, — подвиг, то есть вырвался из оков, ни от кого вроде независим… Я тебя сейчас познакомлю. Анастасия! Моя приятельница, молодой талантливый дизайнер.
Длинноногая брюнетка, обмотанная в шаль, подплыла к нам из толпы. В руке у нее был граненый стакан. Снисходительно глядя на меня, Анастасия сказала:
— А, гость из цивилизованного мира. Где же ваша розовая сорочка? Галстук? Кого вы хотите обмануть? — И резко отвернувшись: — Славик, ваше рукоделие, в нем столько смысла… Кстати, я принесла, как вы просили, томик «Ста лет одиночества». Уверена, что понравится.
Слава расплылся в улыбке, девушка повела его в сторону. Через мгновение я услышал в свой адрес: «Чао! И не проспите работу! А то выговор!» В конце вечера, провожая меня, Слава зачем-то оправдывался: «Не обижайся. Она, знаешь, человек тонкой душевной организации и все такое. Короче, не бери в голову». Я предложил подвезти их до метро. «Я справлюсь», — сказал Слава. Анастасия тем временем лежала на двух стульях.
В эту мастерскую я заходил еще пару раз. Единомышленников становилось все больше. Как и тогда, они пили чай. Слава был в стильном замшевом костюме и разносил вафли.
— Зарабатываю в три раза больше, чем в компании! — говорил он. — Дал объявление в ЖЖ. И представляешь, столько людей хотят что-то у меня купить. Шью теперь вместе с Настей. Ну и друзья постоянно помогают. Просто счастье! Был на краю пропасти, а теперь иду в гору!
Так Слава шил вместе со «свободными художниками». Но, наверное, не были они ни свободными, ни даже художниками. Как к клеркам прижилось понятие «офисный планктон», так и к этим — «поколение «Афиши»*. Активные потребители до 30, без явных карьерных целей, протестуют против безвкусной массовой культуры и повседневности. Мечтают о славе, но не могут до нее добраться. Безработный (в большинстве случаев)— и потому более активный аналог (в плане своей бесполезности) планктона. И если эра дорогой нефти плодила клерков, этих «свободных художников» множили доступный интернет и даже дешевеющие «зеркалки». Поколение в общем-то вместе с планктоном и появилось. Сравнимо с ним по числу и не может существовать отдельно. Хотя осознает себя как прослойку творческих, пусть и непризнанных, интеллектуалов — в противовес серым клеркам — фотографов, дизайнеров, журналистов-блоггеров, поэтов и писателей. Почитают или, наоборот, ненавидят Лебедева (как общепризнанного художника, чей пример для большинства недостижим). В обоих случаях присутствует зависть.
Кто-то сидит на шее у состоятельных родителей. Кто-то перебивается временными заработками. Многие выступают в роли рантье — предоставляя ненавистному планктону жилье. И вот в такой компании оказался Слава. Точнее, компания увидела в нем своего. Более того, Слава буквально сплотил их вокруг себя. Он, конечно, не был ни художником (увлекался вязанием в школе), ни тем более Темой Лебедевым. Но стал маленьким идолом. То, что он делал, — для них это было протестом, «примером удивительного перерождения» или даже дауншифтингом** в пределах МКАД. А для Славы — всего лишь вопросом выживания. Он просто вязал, не придавая этому какого-то особого смысла. Как в том фильме, где неумный американец бежал по полям. За Славой побежало и это поколение А.
На последней Славиной экспозиции я ему сказал:
— Может, организуешь настоящую мини-фабрику? На варежках сколотил бы целое состояние. А то отвлекаешься на эти постоянные тусовки…
Слава так засуетился, что даже начал грызть ногти.
— Нет-нет, ну что ты, какая мини-фабрика, — заговорил он. — Такая ответственность. Лицензии, справки, санэпидемстанция… Я же не коммерсант, я не умею.
— Но у тебя уже все получилось. Миллионы людей мечтают о таком!
— Это миллионы идиотов! Постоянно в страхе, на нервах, я этого не хочу. Как временный заработок — здорово, но не больше…
Нас прервала очередная утонченная натура. К тому времени я уже как-то научился предугадывать их первые фразы, ход беседы.
— Сюрреализм ваших шарфиков восторгает! Такое восхитительное сочетание форм—,сказала девушка. — Шарф в виде таксы и чешуйчатого удава одновременно!
Слава уныло закивал в ответ. Мне вдруг показалось, что он сильно устал.
Это было в начале лета. Он уже жил с Анастасией. Вскоре они отправились на отдых в Монголию. Слава вернулся в июле… В мастерской был жуткий беспорядок. В одиночестве Слава паковал вязальные машинки по коробкам.
— А где Анастасия? — спрашиваю.
— Осталась в Монголии, — говорит. — Подай скотч, пожалуйста.
Слава молча обмотал коробку лентой. Затем негромко забормотал:
— Все это туфта. Все это было временным увлечением. Приятное, знаешь, с полезным. Но сейчас все нормализуется. Все будет ОК. Все уже — ОК.
— Ты о чем?
— А ты не знаешь? — Слава вдруг порозовел. — Я в этой Монголии, а мне звонят с бывшей работы. Приглашают назад, типа восстанавливают мою позицию! Просто чудо!..
— Ты согласился?
— …И вот я ей говорю: ну все, поехали. Я утомился, надоело, душа рвется назад! А она: иди в таком случае на…
— Ты согласился?
— С чем? — заорал он. — А как же? Да. Да! Почему нет? Разве что-то изменилось? Даже если изменилось, все возвращается назад. Нефть была по 30, сейчас по 70.
— А друзья и единомышленники, варежки, шарфы? Ты же зарабатывал в три раза больше! — не выдержал я.
— Ну и что?! Это не мое! Пойми ты, я манагер, чертов хомячок… Было интересное время, но прошло. Все. Я устал. — Слава наконец успокоился.
Мы помолчали.
— Ты прочитал Маркеса? — спросил я.
— Ничего не понял, — он снова улыбнулся. — Да они тоже ничего не поняли. Но я хотя бы в этом признаюсь.
Русский Форрест Гамп возвращался домой.
* Термин возник 2—3 года назад. Обозначает часть московской молодежи, чьи вкусовые ориентиры основываются на материалах журнала «Афиша». В более широком смысле — «независимые интеллектуалы» до 30, бездельники, лишние люди.
** Жизнь ради себя и семьи. Добровольный отказ от карьеры и стабильного дохода в пользу работы-хобби, переезда в экзотические страны, сельскую местность.
Павел Каныгин
наш антикризисный корреспондент
17.08.2009
"Новая газета", №89
ОтветитьУдалитьда, тема дауншифтинга принимает массовый характер
ОтветитьУдалитьНе вижу здесь дауншифтинга. Вот дворник в нашем дворе с величавым ликом К. Маркса - это дауншифтер. А человек, ушедший из корпрации в сеть, в культурные индустрии, в crafts - какой же он дауншифтер? Здесь нет движения "даун". Написано же: вязанием он стал зарабатывать втрое больше, чем манагером в офисе!
ОтветитьУдалитьДеньги - не главное, как известно. Карьера бывает и без денег :), "даун" означает движение по социальной лестнице
ОтветитьУдалитьИмеется ввиду не выживать, а жить, "для себя, для семьи, работой заниматься ... в свое удовольствие".
Это получает все большее распространение у жителей мегаполисов, особенно среди владельцев квартир, сдав которую можно прекрасно себя чувствовать перемещаясь из Индии и Тайланда в Крым и на дачу (в зависимости от сезона), где уже сформированы целые сообщества таких дауншифтеров, что позволяет не выпадать ни из социальной ни из культурной жизни. Зато можно забыть о необходимости бороться за место в профессии, зарплату, условия жизни и пр.
Этот соблазн все время маячит на периферии общественного сознания, как раньше выражались, особенно популярно среди. Хотя очевидно, в чем собственно и мораль статьи, что полностью забыться получается далеко не у всех.
Описываешь дауншифтинг, ага. Но текст в "Новой газете". история Славы - не про дауншифтинг :)
ОтветитьУдалитьа про что?
ОтветитьУдалитьпро три сектора культуры:
ОтветитьУдалить1) офис с хомячками - толстый Слава 1
2) культурные индустрии - Слава 2 с талантом к вязанию и серьгой
3) дауншифтер - Анастасия, утянувшая славу в Монголию
автор статьи думает, что описывает ДВА мира. А их - три :)