Ростову нужна ростовика

Нет нужды специально доказывать, что Ростов в древности имел гораздо большее значение, чем теперь. Это один из старейших городов России в 13—15 вв. – столица княжества, с 11 с до конца 18 в. - центр огромной епархии. В тот давний период Ростов играл значительную роль не только в политической и церковной истории России, но он был крупным центром летописания, книжности и художественной культуры, славился своими зодчими иконописцами и другими мастерами, которые работали не только в Ростове, а и в весьма удаленных регионах страны.

«Ростовский кремль» на Яндекс.Фотках

В явном противоречии со всем этим находится степень развития науки о прошлом Ростова. Изучены пока лишь незначительные фрагменты огромного пласта более чем 1000-летней истории и культуры Ростова.

Особенно очевиден этот контраст при сравнении количества и качества накопленных знаний о прошлом Ростов с НОВГОРОДИКОЙ – специфической наукой об истории и культуре Новгорода. Вот уже по крайней мере с довоенных времен прошлое Новгорода интенсивно изучается самыми разными специалистами: археологами, историками, литературоведами, искусствоведами и др. Во многом именно при изучении истории Новгорода был выработан так называемый комплексный подход в исторической науке.

Важно, что новгородику развивают не только многочисленные специалисты Москвы, Петербурга, других городов, но также и самого Новгорода. Недаром в нем уже значительное время существует особое отделение Академии наук, занимающееся изучением прошлого Новгорода. Значительный вклад в эту науку сделал и делает новгородский музей.

Так вот, по аналогии с новгородикой я предлагаю назвать науку о прошлом Ростова РОСТОВИКОЙ. Мне кажется, что именно настоящее в время создание комплексной исторической дисциплины о Ростове может выйти из области благих пожеланий в сферы реальной деятельности. По существу, отчасти это уже происходит. В последние годы весьма активно ведется археологическое изучение Ростова, из более чем 70-летнего научно-исследовательского застоя вышел и Ростовский музей. Им издано уже 12 томов научных работ, посвященных проблемам изучения истории и культуры Ростова. Для того, чтобы привлечь к ростовской тематике специалистов из других городов, ежегодно музеем организуется научная конференция. И, надо сказать, эти специалисты уже внесли значительный вклад в исследование истории и культуры нашего города.

Конечно, пока еще не существует комплексных исследований, посвященных прошлому Ростова. Но можно надеяться, что если все будет развиваться как вы последнее время, такие исследования появятся. А Ростов, вследствие этого, обретет ту славу, которую он заслуживает.

А. Мельник. Опубликовано: «Ростовская старина», № 40, 19.04.1992.

Читать далее

Пока не изобрели фотографии…

В те времена, когда еще неизвестна была фотография, существовал все же способ почти фотографической точности фиксации тех или иных объектов. Занимались этим обычно художники, используя камеру-обскуру.

Что такое камера-обскура? Это, как объясняет энциклопедический словарь, «светонепроницаемая коробка с небольшим отверстием в центре одной из стенок; установив коробку отверстием к к.-л. предмету, можно наблюдать на противоположной стенке его изображение».

Использование камеры-обскуры для «точных натурных зарисовок» распространено было довольно широко. Например, именно камерой-обскурой пользовались при подготовке «Атласа Архангельской губернии» конца 18 века, - в изготовлении пятидесяти «видов» городов и монастырей.

Подобным же образом и в Ростове Великом, в начале 19 в. производилось «фотографирование» архитектурных сооружений.

Здесь эта работа велась под руководством протоиерея Успенского собора о. Андрея Тихвинского. В 1824 г. он сам сделал камеру-обскуру, сам выбирал точку, откуда должен был сниматься «вид».

Самым подходящим «возвышенным местом», откуда можно было снять «вид собора с частию Архиерейского дома», Тихвинский счел «колокольню всесвятскую» - колокольню Всехсвятской церкви, ныне не существующей, стоявшей на северо-запад от собора.

Выполнять же работы по «сниманию вида» предстояло ростовскому художнику Василию Григорьевичу Юрову.

Видимо, и для А. Тихвинского, и для В. Г. Ярова это дело было новым, - вывод о том, что «есть надежда» на успех предприятия, протоиерей Тихвинский сделал после того, как Юров произвел «первый опыт снимания вида с собора и ворот соборных святых с оградою» 17 мая 1824 года.

Работа по съемке «вида» была выполнена В. Г. Юровым в июне 1824 г. А предназначался снятый «вид» для изготовления эстампов. Протоиерей Тихвинский, инициатор всего этого предприятия, рассчитывал, что с выполненного Юровым рисунка будет выгравировано изображение на медной доске, с которой и необходимо отпечатать тысячу эстампов. Обойтись это «на нашей бумаге», «лучшаго мастерства» должно было в 400 руб., «среднего» - в 250 руб.

Кстати, весьма вероятно, что с того же рисунка Юрова был изготовлен в том же 1824 г. финифтяной образ «с видом собора и дома архиерейского для поднесения Высокопреосвященному Аврааму», тогдашнему архиепископу Ярославскому и Ростовскому.

Л. Мельник. Опубликовано: «Ростовская старина», № 35, 11.11.1992.

Читать далее

За урбанизм и город

Статья Жозе Вериссимо Техейра да Мата (Бразилия)
Жозе Вериссимо Техейра да Мата, работал преподавателем в Федеральном Университете штата Гойяс и в Университете Кампинаса, автор перевода «Категорий» Аристотеля (UFG/Alternativa), член переводческой группы работающей над полным собранием сочинений Аристотеля в Португалии, занимается темой города и историей градостроительства.



Данная статья была впервые опубликована в журнале Phrónesis в 2006 году и, впоследствии, на крупнейшем бразильском сайте посвященном архитектуре http://www.vitruvius.com.br

В России публикуется впервые.

"Греческий город имеет, в своей основе, очень простую структуру и форму, как сообщает нам Арган ". Все подчинено доминанте - высокому Акрополю, возникшему изначально с целью обороны и как место жительства царей, а впоследствии и как место для строительства святилищ и представительных зданий. Центр же гражданской, политической и коммерческой жизни располагается на Агоре, как правило, открытой площади. Дальше располагался нижний город (аstu), где проживали ремесленники, торговцы и крестьяне. Со временем, верхний и нижний город все более отдалялись друг от друга; городская жизнь становилась более сложной, дифференцированной и город становился артикулируемым организмом. Множится разнообразие зданий по их предназначению - храмы, театры, школы, гимназии и прочие, все органично связанные с общей структурой города и потребностями совместной жизни. Порядок градостроительства строго увязан с политическим порядком и, когда численность населения превосходила установленную законом, часть жителей уходила основывать новый город "(2). Можно сказать, что существовало нечто более важное, чем порядок, имела место строгая политическая геометрия, которая привела, например, к основанию колоний на италийском полуострове. И что ещё существеннее для постижения идеи Полиса - обрисовать тотальность артикулированную, которую она представляла.
Псевдо-Аристид описывает Родос, спроектированный Гиподамом Милетским (тем самым, что построил стены Пирея, известного афинского порта), следующим образом: "На Родосе не встретишь маленьких домов рядом с большими; все жилые здания имеют одинаковую высоту и схожий архитектурный стиль, так что кажется, что весь город состоит из одного здания. Очень широкие улицы пересекали город по всей его протяженности и были прочерчены с таким искусством, что из любой точки, взгляд всегда находил прекрасное художественное оформление. Стены города с башнями удивительной высоты и красоты, вызывали особенное восхищение. Чрезвычайная их высота служили маяком для мореплавателей. Таким образом, своим расположением город указывал направление и предлагал защиту мореплавателям"(3).
"Таково было великолепие Родоса, - продолжает псевдо-Аристид, - что не видя, невозможно было его представить только при помощи воображения. Все части этого огромного города, связанные между собой в самых прекрасных пропорциях, составляли восхитительный ансамбль увенчанный стенами. Это был единственный город, который можно было назвать укрепленным как военная крепость и украшенным как дворец"(4). Таким образом, город, является укреплением, цитаделью, местом где человек находит защиту от врагов и природы. Изначально, несмотря на все его противоречия и даже внутренний антагонизм, когда одна часть города защищалась или вооружалась для борьбы с другой частью города, то есть когда Государство или город в представлении обитателей является неким мифическим местом, защищающим их от природных катаклизмов и от реального или воображаемого врага. Я акцентирую внимание на этом, так как все чаще сельская местность, с ее пасторальной природой порождает некий современный миф об идеале безопасности и покоя. Это всего лишь означает, что преобразования, которые имели место в городах, в мегалополисах, сделали их невыносимыми. Именно здесь природа начитает играть роль убежища, как мечта горожанина постоянно желающего избежать постоянных кошмаров городской жизни.
Речь идет не о превознесении прошлого которого уже не вернуть, а лишь о попытке обратить взор на долгий исторический путь, отмеченный изменением мифов.
Город, бывший Местом, преобразовывается, в некое Неместо, в центр Атопии производящей и порождающей людей Атопос, разлаженных, перемещенных, потерянных, desubicados, как говорят испанцы, людей без своего где.
Разделение труда, как всем хорошо известно, создало и породило новые места обитания для человека и в древних сообществах и, позже, в рабовладельческий период всё и всегда имело своё место и функцию, так как эти сообщества были органичными (5). С наступлением нашего времени, работающий человек перестает соответствовать процессу работы, да и сам этот процесс уже ему не соответствует. Теперь функция человека все больше превращается в нефункцию. Мы говорим о времени, когда работа оборачивается безработицей, об эпохе разрушения органичности прошлого. Идея единого организма, или одного здания артикуляций, возвращаясь к описанию псевдо- Аристида, в котором каждая из сторон выполняет свою роль и свою функцию, кажется, исчезающей в обществе и в пространстве существенно задаваемом в наши дни городом, порождающим армии людей Атопос, для которых не остается никакой функций, кроме, в самом крайнем случае, временной. Нетрудно заметить, что идея городской культуры, возникшая еще в древности, есть греческая парадигма. На примере Афин, с его храмами, театрами, даже местными богами и храмами для этих богов, мы видим строго городскую культуру и культуру именно этого города. Прогуливаясь по улицам Афин, граждане города и неграждане, зачастую отождествляли себя, с великолепными городскими постройками. Общественные здания, судебные процессы, празднования, ритуалы, естественно предлагали богатый материал для пометок (6) в коллективной памяти обитателей Афин. В этом пространстве, каждый обитатель, имел своё место, неважно, будь это господин или раб, судья или гетера. Город создавал свою культуру, а культура была культурой города, потому и взаимообмен информацией между различными póleis происходил со скоростью, не влияющей ритм каждого из них. Афины с Акрополем, Пританием, Парфеноном, Пиреем и Агорой – это город глубоко отмеченный особенностями своих архитектурных сооружений и точным урбанистическим планом. Однако если пройтись по итальянским городам эпохи Возрождения, Риму во все времена, или даже бразильским городам, до начала промышленного, автомобильного, информационного, технологического и рекламного бума, то можно различить, в высшей точке их самосознания, культуру города.
В этом смысле, мы могли бы без опасения говорить о культуре Ору Прето, Сан-Пауло, Ресифе или Сальвадора, о иконографических и символических ссылках их архитектуры, архитектуры их храмов, поминутно помечающих память их жителей и создающих некую систему ссылок и автоссылок. В действительности, можно говорить о противопоставлении культуры провинции культуре центра или космополитическому идеалу. Однако, присутствие этой культуры являлось важным фактором в создании логики личных ссылок или постоянных автоссылок. Можно даже говорить о связи поколений, с помощью которой можно построить систему мета-ссылок способную предложить городскому жителю осознание его положения, его эпохи, несмотря на все налагаемые ограничения. Как бы там ни было, несмотря на все идеологические тонкости, личность возникает в некоем смысле, как человек мира, а не как рекламная вывеска, волшебным образом вспыхнувшая и столь же магически угасшая. Даже когда в течение столетий отрицалась история и значение человека в ней, ему отводилась роль некоего создания, трудящегося ради "рациональности", которую он охарактеризовывал. Иными словами, человек существовал в точно заданных координатах: так некий человек, некий сын Божий, некий ювелирных дел мастер, находящийся в распоряжении некоего графа и т.д., и т.п. Веками идеологии прошлого, оставляли за человеком роль простой вещи? Множество ролей: раб, крепостной, негр, женщина. Однако, это всегда выявлялось в органичном контексте.
Иначе обстоит дело в наши дни, когда большая часть идеологического замысла превращается в имагетический, и сверкающая реклама уже стала частью его лексики, его извращенной и подавляющей кодировки, в мире, где образы создаются самыми сложными и скоростными устройствами. Теперь невозможно идентифицировать человека как вещь (состояние, которое он, вполне естественно отрицает), действующую внутри артикулированной совокупности. Теперь вопрос не стоит о высвобождения его из состояния обесчеловеченности, в котором он, фактически не более чем вещь, но заставить его забыть и то, что он обесчеловечен и почему это произошло. Эта бесславная задача идеологических аппаратов, создающих современные образы, которые не позволяют нам постигнуть современный хаос, сквозь случайные прорехи, начиная с понимания действия механизмов производства и способов присвоения ценностей в нашем обществе. Это фундаментальная задача образов, рекламы, телевидения, кино, архитектуры и музыки, звучащей в наших городах. Задача заменить собой действительность, а не интеграция в действительность. Именно поэтому, идея градостроительства, объединяющая все вышеуказанные элементы, утеряна и принижена, и существующий кризис бесконечно глубок, в конце концов, её место – это тотальность артикулированная, артикулируемый город.
Существенно в этом отношении, обратить внимание на глубокое замечание Качиари об огромных современных городских агломератах (7). Мегаполис, по его утверждению, уже является не городом, а системой информационной связи и коммуникаций. Объект заменяется его изображением, и что, вероятно более значимо, заменяется изображением в сверкающих рекламных надписях, объявлениях, постерах и телевидению. Поэтому дети, подростки и взрослые перестают смотреть и всматриваться в реальные лица, часами опьяняя себя обрывочными, хаотичными образами, которые передают реальность или псевдореальность образов мирового мегаполиса. Речь идет о тщетном в своей бесконечности желании самоутверждения, подтверждения своей значимости, которое обитатель этих фальшивых городов ищет в их сверкающей и шумной системе коммуникаций. Это - ложная компенсация за потерю индивидуальности.
Как подчеркивал Арган, "Ценность человеческой личности, ее эго, занижено, до полного исчезновения. Человек - ничто иное, как атом в массе. Удалите его эго как субъект, удалите значение истории, чьим главным героем является человеческое эго и удалится соответствующий ему объект - природа"(8). Мы переходим в состояние капель Поллока (9).
Личность жителя классического города проступает в каждом структурном элементе города, в его суперструктуре, от обрядов до построек, чего уже не случается в нашу эпоху, эпоху производства товаров в гигантском масштабе, эпоху, в которой человек возникает лишь как производитель неместа. Мы видим, как процесс механизации, роботизации, автоматизации, команд записанных на кристаллах, высокая концентрация, так называемого постоянного капитала, все больше ограничивает круг производителей ценностей, которые сконцентрированы в развитых странах, оставляя зависимым странам всего только роль упаковщиков продукции, поставщиков первичного или вторичного сырья. Это состояние зависимости порождает целую армию обитателей фавел, постоянно растущую, в том числе и благодаря идеальным или более благоприятным чем в других странах климатическим условиям. Невозможно представить подобную армию обездоленных обитателей бразильских трущоб в стране с холодным климатом. В этих странах климат ограничивает более четко границы бедности, что обязывает элиту обеспечить более высокий чем у нас уровень жизни.
Несомненно, то что, бразильские фавелы, эти огромные трущобы существуют в таком обществе, где возможна продажа рабочей силы, в обществе свободных рабочих. Потому что армия рабов в фавеле Росинья - немыслима. Невозможно придать статус рабов, свободным обитателям огромного пространства, которое, в некотором смысле, им же и принадлежит. Рабы могли иметь собственный дом или, как в большинстве случаев, жить в крайне стесненных условиях. По этой причине Альдо Росси, пишет о древнем Риме: "Инсула по своему устройству схожа с городом; в ней имеет место больше социального смешения, чем многие думают"(10). И инсула являлась всего лишь самой простой из разновидностей римских построек. Другим, более основательным типом жилища являлся домус.
Исторически, появление рабочих районов, или впоследствии районов для безработных, связано с возникновением практики коллективной работы, позволяющей выбирать жилье, которое не находится в непосредственной близости от места работы. В случае с Бразилией, кризис рабовладения, закончившийся освобождением рабов, привел к возникновению масс свободного населения, невостребованного обществом, по причине вялого развития нашего капитализма и его антидемократического характера. К этому следует добавить автократическую модернизацию села, с изгнанием с земли тысяч крестьян. В недавнем прошлом, город Кампинас стал свидетелем, так называемого открытия экономики, поддержанного искусственно завышенным курсом обмена, а также откровенно разрушительными методами национальной промышленности. Так в наших городах образовались огромные фавелы. Они стали неотъемлемой частью нашего городского пейзажа и находятся, хотя и формально, под защитой города, даже если расположены на его окраинах, как некоторые улицы исторического района Бешига, которые почти полностью заняты фавелами.
Существование фавел указывает на кризис общества, выявляет его неспособность решать насущные проблемы населения, демонстрирует результат несправедливого распределения прибыли, жестокость, усугубленную приватизацией городских земель, являющихся общественным достоянием. Сам город, в некотором роде, приватизирован, а для тех, кто ничего не имеет, остаются лишь окраины негорода. Эта приватизация столь же отвратительна в моральном отношении, как сказал бы Арган, как приватизация воздуха, которым мы дышим. Но даже воздух уже фактически приватизирован, поскольку прибрежные зоны, такие как, например Виа Костейра в городе Натал (а с ними право на пляжный бриз) передаются в руки частным лицам, не говоря уже о самовольном присвоении фешенебельных улиц и районов Сан-Пауло, перекрытым ограждениями для постороннего доступа. Если основательно подойти к разрешению этих проблем, то необходимо прямо сейчас, помимо решения вопросов трудовой политики, зарплаты, образования, культуры, городского транспорта и доступного жилья, заняться реформой городских земель. Без этой реформы Бразилия не может претендовать на то, чтобы считаться цивилизованным государством.
Необходимо признать, что реформа городских земель более важна для страны, чем аграрная реформа. Фавела или фешенебельный район, жители первой или второго, представители самых разных классов, весь этот разнообразный мир, обитающий в черте города или на его периферии, в целом составляют то, что мы называем городом и это, несомненно, одно из его значений.
И жители центра города, и обитатели фавел или городских окраин, так или иначе брошены в это огромное информационное пространство, называемое городом. А может быть есть два города, как говорил Арган, подразумевая свой Рим: "Город больших структур, который обязательно существует во времени, годами и столетиями (что есть история). И есть сиюминутный, город, город одного дня, создающий внезапное ощущение сотканного из образов, чувств, интеллектуальных импульсов, действительно воспринимаемых нами и задаваемыми не неподвижной архитектурой, которая, возможно, перестанет существовать или станет отдаленной или почти невидимой структурой, а лишь автомобилями, бесконечным потоком новостей передаваемых телевидением, прочими средствами массовой информации и сверкающими витринами торговых центров"(11).
Оглушенная этим шумом, ослепленная огнями рекламы, телевидением, переносящим нас в иную реальность (в огромный мегаполис, в который, по словам Зиновьева, интегрирована часть мировой элиты), монументальная, историческая архитектура и истинно национальная культура теряют своё значение.
Внимательно вглядитесь в монументальные архитектурные или скульптурные памятники в центре города, когда действительно живые, существуют как вехи индивидуальной и коллективной памяти. Глядя на здание церковного собора, например, можно не только испытать эстетическое удовольствие от его исторической архитектуры, но почувствовать священное благоговение перед бессмертием человеческого опыта. Однако, все это богатство стиснуто в среде до предела заполненной искусственными образами поступающими с экранов и мониторов. Более того, показатели памяти действует все меньше и меньше, когда человек имеет весьма ограниченное понятие о своем городе и стране. Тогда, эти показатели вообще перестают действовать, из-за отсутствия системы ссылок позволяющих их расшифровывать. В этом контексте, набор факторов весьма непригляден: из фешенебельного района с его культурой американских видео игр мы через паутину городских улиц попадаем в фавелы с её сложной историей выживания полных мелкий правонарушений, продиктованных либо любопытством, либо необходимостью. Что можно ожидать от повзрослевших несколько лет спустя детей фавел в смысле культуры, городской или коллективной памяти? А когда теряется связь между коллективной (содержащейся в зданиях, памятниках, книгах, кинофильмах) и субъективной памятью, уничтожается городская и национальная память. Нельзя забывать o стремлении установить связь, некий психологический мост, между периферией и так называем центром мира, вводя эмблемы мегаполиса (здесь, как центр мира), посредством оглушительной стремительности антимузыки и одурманивания голливудскими фильмами. Мы становимся чуждыми нашей действительности из-за перенасыщенности изображениями и звуками, не имеющими никакой органической связи с нашей жизнью, а только навязывающую нам чуждые образцы.
На уровне идеологии, два утверждения поддерживают этот процесс: первый выдает его за спонтанный; второй признаёт его твердость, но поддерживает его неизбежность. Нас стараются убедить в том, что мы ничего не могли бы больше сделать.
Тема одурманивания информацией - не нова. К ней обращается Платон в Республике, а для бессмертного Сервантеса – это отправная точка его гениального Дон Кихота. Правда, ни Платон, ни Сервантес не были знакомы ни с визуальными, ни со звуковыми средствами завораживания, подобно существующим в наше время и которые делают этот вопрос еще более уместным.
Арган весьма проницательно замечает, что у города одного дня нет ни истории, ни даже исторической предпосылки.
Визуальные или звуковые впечатления, лишенные исторического смысла, оказывают, несомненно, более разрушительный эффект чем рыцарские романы, которые читал дворянин из Ла-Манчи. По убеждению городского священника и брадобрея, можно было спасти доброго дворянина, произведя строгую проверку библиотеки Дон-Кихота, и предав огню наиболее дьявольские произведения! Совершенно очевидно, речь не идет о механическом выборе, некоей разновидности цензуры, а о понимании значения этого бессмертного произведения мировой литературы, так прекрасно выраженного в приведенном ниже диалоге между рыцарем и оруженосцем из VIII главы первой книги. Когда Дон-Кихот объявляет о начале боя с впередистоящими великанами:

« - Где вы видите великанов? - спросил Санчо Панса.
- Да вон они, с громадными руками, - отвечал его господин. - У
некоторых из них длина рук достигает почти двух миль.
- Помилуйте, сеньор, - возразил Санчо, - то, что там виднеется, вовсе
не великаны, а ветряные мельницы; то же, что вы принимаете за их руки, - это крылья: они кружатся от ветра и приводят в движение мельничные жернова.»

Мы могли бы говорить о страшном воздействии информации, которая, вероятно, и привела к тому, что Дон-Кихот узрел в ветряных мельницах великанов. Чему нас учит приведенный выше отрывок: Дон-Кихот не в состоянии идентифицировать то, что видит, или просто не видит этого. Реальность видится ему не такой, какой она есть, а воспринимается как образ, чего-то несуществующего. Таков взгляд человека на город одного дня, на город, который таковым не является. Человек, видит город одного дня, но он не видит город в контексте его исторических значений. Возможно, мы могли сказать Дон-Кихоту, что он не видит настоящих великанов, которые в действительности его душат. Потеря ощущения, чувства истории - чрезвычайно серьезная проблема. Эта потеря превращает город в окраину. Перестает существовать память, а без памяти, нет будущего, нет целенаправленного плана действий и идей, необходимых для так называемой планируемой памяти (12). Лишенные памяти – незащищенные существа, не производящие ничего нового. У них узкие горизонты: день, город одного дня.
В эпоху Сервантеса, Санчо Панса благодаря своей неграмотности и наличию остатка "реализма" мог видеть ветряные мельницы, именно мельницы, а не великанов (13). Тот же самый Санчо уже не был бы настолько уверен в образе города, так как роль которую выполняли рыцарские романы, в большой мере, стала выполнять реклама, образы и звуки, передаваемые средствами теле и радио вещания, понятные даже тем, кто практически не читает, и тем кто обладает властью удерживать в невежестве даже тех кто умеет и читать, и писать.


Функция культуры в городе

Русский философ Бердяев, эмигрировавший после октябрьской революции, настаивал на различии между цивилизацией и культурой, выдвигая на первый план независимость, существующую между этими двумя понятиями. Он предупреждал о том что, за самыми бурными и смутными периодами истории человечества, следовал культурный всплеск. В поддержку этой теории, он приводит в пример Германию XVIII и XIX веков, которая подарила нам Лессинга и Гердера, Гёте и Шиллера, Канта и Фихте, Гегеля и Шеллинга, Ширмахера и Шопенгауэра.
Бердяев говорит без обиняков, что Германия произвела эту бедную, мелочную и угнетенную плеяду (14). Ослабленное и разрозненное немецкое государство находилось в плачевном состоянии, но нигде не существовало столько жизненных сил и такого культурного процветания как в этот критический момент истории немецкого народа.
Мы могли бы ответить Бердяеву, что наше плачевное состояние - не обязательно отражается на нашей культе, так как, слава Богу, у нас она имеется в достатке. Однако, в наши дни стоит более сложная задача: поддержание массовой культуры на достойном уровне, при котором культурные ценности будут доступны всему населению. Из этого видно, как много еще нужно сделать. Необходимо дать большую глубину нашим культурным проектам, укрепляющим самосознание и наше чувство истории. Это также является одной из форм борьбы с преступностью: отсутствие органических культурных образцов, может спровоцировать больше коллективных неврозов, чем те, что и так неизбежно порождаются в обществе. Эти неврозы, о которых также упоминает Арган(15), в последствии могут выражаться в актах отказа от исторической цивилизации, таких как мелкое хулиганство, организованная преступность, и вплоть до терроризма. В некотором смысле терроризм и бандитизм выражают нехватку культуры, замену исторически-сформированных ценностей, разновидностью анти-истории, которая отражает потребительские стандарты общества. Уничтожение World Trade Center в Нью-Йорке является, по своей концепции и способу приведения в жизнь голливудским шоу, то есть отражает одну из сторон потребительства американского общества, побочным продуктом которого являются его исполнители арабские фундаменталисты или представители американского правого крыла. Даже фундаментальные религии подверглись универсализации Атопии (16) за любую цену... Как уже было сказано, капитал – это leveller (17) в его наиболее развитой форме, имеющий характер сложной финансово-промышленно-военной империи, порождающей и делающей универсальным, при помощи огня и меча, свой мир, свои условия и свои решения. Именно поэтому мы видим, как Атопия проникает в религиозные утопии, которые иногда кажутся нам далёкими и экзотическими. Тогда эти последние, реагируя, начинают требовать присутствия самых отчаянных и сложных элементов для придания смысла своему предназначению.

Средства теле и радио вещания также вносят свой вклад в пропаганду насилия, не только когда банализируют его, но и когда создают людей культурно-оторванных, неспособных понять смысл того места в котором живут. И здесь я уже не говорю в узко политическом аспекте, как в случае с бразильскими СМИ, которые соответствуют интересам мегаполиса, а затрагиваю только то что, касается бандитизма: порождение культуры не является нейтральным. Создание людей оторванных от культуры, провоцирует бунт невежества и такого важного явления в нашем обществе, как масштабное распространение преступности. Таким образом, средства теле и радио вещания несут свою долю ответственности за рост преступности в нашей стране, особенно в средних слоях общества, все больше подверженных этому бедствию, как это следует из личных характеристик тюремных заключенных в последние годы. Помимо разделяющего процесса, типичного для вышеупомянутого leveller, рост преступности в этих слоях населения происходит из-за отсутствия культуры, способствующей укреплению тесных связей с действительностью и общественной жизнью. Хотя отсутствие этой культуры имеет свой статус, было бы наивным с нашей стороны отделять его от действия универсальных leveller в деле создания условий для самооценки.
Я мог бы обратиться к теме музыки, а также влиянию, оказываемому разными видами "музыки", однако остановлюсь немного на вопросах градостроительства, архитектуры и преступности.
Давайте рассмотрим исторический центр города с помощью примеров. Это - школа ценностей, ценностей выраженных в труде, времени, красоте и истории. Человек, который научился понимать его значение и ценностный смысл, может противостоять сиюминутному потребительству, он понимает цель и смысл работы, значение человеческих усилий направленных на что-то что не рассеивается моментально. Эти пространства передают характеристику города, его лицо и лицо его жителей. Хорошо сохраненный исторический центр города вызывает в его жителе ощущение вечности находящихся в нем ценностей, артикуляции работы и техники, которая их объединяет.
Как в культурном, так и в преступном мире имеются свои ценности, безусловно, совершенно различные, так как человек идет на преступление, в большой мере, потому что не научился ценить то, что действительно того стоит, а также для получения легкой добычи и сиюминутных эмоций.
Оживить город, его культурную функцию как города, значит бороться с преступностью. И значит, предложить какой-либо противовес природе потребительского общества, которое, для многих всего лишь дух потребительского общества, так как они, собственно, почти ничего не потребляют. Естественно, оживление культурного центра должно быть глубоким, связывать все его слои, иначе мы получим только реставрированный фасад (здесь буквально), а это значить всего лишь попытку спасти мир от видимости, в которой все позволительно, в которой деньги являются единственной и верховной ценностью.
С нашей точки зрения, это восстановление должно быть сделано, путем разработки понятия, идеи города. Речь идет о переделке центра города. Естественно, центр города существует только там где есть город, который нельзя перепутать с негородом, отсюда следует необходимость проведения градостроительной политики, которая уничтожит фавелы, и перепланирует городское пространство.
Материалы для строительства жилья и городов должны производиться в массовом масштабе, и должны быть основой прибыли строительного сектора.
Как сказал Argan (18) «Плохое градостроительство и плохая архитектура в наше время – результат того, что строители работаю не для того чтобы получить прибыль от строительства (как это должно было бы быть), а для спекуляции земельными участками, что является вполне типичным для приватизирующей экономикой, которая приводит к производству не эстетически задуманной архитектуры». Богатство земли, земельного участка – были гарантом выживания в уже пережитых экономически формациях.

Элементы культурного проекта

Без градостроительства, когда архитектура не демонстрирует никакого эстетического замысла, город не может предложить ничего кроме пустоты. В таком случае, структурный город, и не только его сверкающая сторона, кажется настолько лишенным какой бы то ни было ауры, что прогуливаясь от одного здания к другому мы совершенно ничего не испытываем. Верно то, что в них живут люди и это всегда будет иметь значение. Однако, все кажется мертвым, всего лишь предметом для спекуляции с недвижимостью, без всплеска настоящего независимого замысла.
Это происходит, потому что культурный проект в Бразилии должен начинаться с переурбанизации. Урбанизм, как нам продемонстрировали греки в эпоху античности, является культурой. Уничтожение фавел – это культура, это основа урбанизма.
В плане культуры информации, этот проект должен выделить функцию норм коллективной национальной памяти, норм нашего самосознания. Нужно стимулировать нематериальные элементы культуры. Я имею в виду игру слов, танцы, ритм, музыку, культуру которая рождается, в том числе, и в фавелах. Исторические постройки должны быть преобразованы, ритуалы и музыка там исполненная возрождены, не для того, что бы заново пережить прошлое, а как живое свидетельство времени, нашей истории и нашей культуры.
Должны быть восстановлены старые и построены новые театры. Наличие театров и театральных трупп, как живых элементов города, необходимых для возрождения его культурной основы, может позволить повысить качество теле и радио вещания и даже понимания кинематографа.
Огромную ценность являют собой классики: нам необходим наш Гомер, то есть культурная база, основанная на всеми читаемыми классиками. Для вступительных экзаменов нужно составить список литературы и не устраивать эту лотерею из различных наименований книг, которую мы сегодня наблюдаем. Это позволило бы в будущем поддержать диалог между поколениями. Верные идеалу выраженную термином kalаkagathа (19), мы должны строить спортивные комплексы для всех и стимулировать спорт.
Я хотел бы закончить эту мысль, процитировав слова из самбы написанной Бататинья, который создавал свои песни, несмотря на все трудности и из которых видно насколько искусство и культура важны для нашего самосознания. Эту песню Бататинья назвал "Министр самбы". В ней, он оригинальным образом обращается к теме коллективной памяти. Я не говорю о ритме самбы, способной объединить различные поколения и поэтому являющейся немаловажным компонентом национальной памяти, так как дополняет мимезис, объединяющий жизнь обездоленных людей этой страны. Вот что написал Бататинья в песне о которой идет речь:

Eu não tenho violãoFaço samba na mãoJuro por Deus que não mintoQuero na minha mensagemPrestar homenagemE dizer tudo que sintoSalve o Paulinho da ViolaSalve a turma da sua escolaSalve o samba[1]

Эти приветствия, озвученные Бататинья, увеличивают пространство памяти и затрагивают как скрытую или бессознательную память, выявленную при помощи определенных показателей, так и явную или сознательную память, при которой действительность выражается без помощи каких-либо устройств. И дальше продолжает замечательный поэт, каким был Оскар Пенья:

Salve o samba em tempo de inspiraçãoO samba bem mereciaTer ministério algum dia[2]

Этими словами, он подчеркивает значение самбы для национальной культуры и, далее заканчивает:

O samba bem mereciaTer ministério algum diaEntão seria ministro Paulo César Batista Faria[3]

Пауло Сезар Фария[4] президента Коллора? Как мог бы кто-то подумать .... в этой аудитории. В этом случае, работа памяти и первоначальный восторг, были бы прерваны удивлением и сарказмом, и начальное расширение пространства памяти было бы заменено целым набором образов относящихся к эпохе Фернандо Коллора. На самом деле, по тонкой иронии Бататинья, Пауло Сезар Батиста Фария или Паулиньо да Виола, являющийся гордостью самбы, должен был бы взять назад своё настоящее имя, для того чтобы стать министром. Наконец в своем приветствии Бататинья, не испытывая иллюзий, говорит, что министр – это министр, а Палиньо да Виола – это самба и его нельзя перепутать с фигурой какого-нибудь политического деятеля. Остается сила самбы, её независимость как культурной практики, которую не может присвоить ни государство и ни его чиновники. Перед нами поэтическое произведение, которое отражает социальное состояние наиболее бедных прослоек населения Бразилии. И это поэтическое произведение, эта песня Бататинья имеет все признаки универсальности, так же как и Илиада, объединяющая в себе ценности древней греческой аристократии, согласно учению Вернера Йегера в его монументальном произведении «Пайдейя: Формирование греческой мысли» (20).
Существуют огромные запасы духовности в пространстве наших негородов, в ожидании вторичного основания города в нас и в мире. Город ждет нас где-нибудь, как наша судьба. Разбудить и воссоздать его – вот наша задача.
Перевод с португальского Анастасии Быценко
Notas
1Впервые статья опубликована в Phrónesis, том.8, № 1, январь/июнь. 2006.
2 ARGAN, Giulio Carlo. História da arte italiana. Vol. I. São Paulo, Cosac & Naify, 2003, p. 68. Grifo nosso.
3Idem, ibidem.
4Idem, ibidem.
5Не случайно, что идея органичности возникает у немецких романтиков и у некоторых российских мыслителей славофилов, которые начинают ценить органичность, возможную функцию птицы богини Минервы, именно тогда когда она начинает приходить в упадок.
6Физическая пометка, запечатленная в мозгу и регистрирующая поступающую информацию.
CAMBIER, Jean. La mémoire. Paris, Le cavalier bleu, 2001, p. 122.
7CACCIARI, Massimo. Metropolis. Saggi sulla grande città di Sombart, Endell, Scheffler e Simmel. Apud CONTARDI, Bruno. Prefácio de ARGAN, Giulio Carlo. História da Arte como História da Cidade de Argan. São Paulo: Martins Fontes. 1998, p. 8.
8Idem, ibidem. p. 7.
9PULS, Maurício. O significado da pintura abstrata. São Paulo, Perspectiva, 1998, p. 252-253.
10ROSSI, Aldo. A arquitetura da cidade. São Paulo, Martins Fontes, 1995, p. 80.
11ARGAN, Giulio Carlo. História da arte como história da cidade (op. cit), p. 223.
12CAMBIER, Jean. Op. cit, p. 123.
13В главе XXXV Санчо Панса увидит головы и кровь обезглавленных великанов. На самом деле - это кожаные винные мешки, на которые нападает Дон-Кихот.
14BERDIÁEV. Vontade de vida e vontade de cultura. Texto inédito em português.
15 ARGAN, Giulio Carlo. História da arte como história da cidade (op. cit), p. 87.
16За любую цену, здесь означает: сбрасывание бомб на гражданское население, разрушение городов, даже таких исторически важных как Белград или Багдад.
17«Уравнитель»
18 ARGAN, Giulio Carlo. História da arte como história da cidade (op. cit), p. 88.
19Красивые и хорошие вещи.
20JAEGER, Werner. Paidéia. São Paulo, Martins Fontes, 1989, p. 58.

[1] У меня нет гитары,
Пишу самбу от руки
Клянусь Богом, что не лгу,
Хочу в моем послании
Поздравить
и передать все, что чувствую,
Браво Паулиньо да Виола,
Браво ребята из школы[1]
Браво самба

[2] Браво самба, в момент вдохновения
Самба заслуживает иметь
Своё собственное министерство.

[3] Самба заслуживает иметь
Своё собственное министерство
В котором будет министром Пауло Сезар Батиста Фария.

[4] Этот однофамилец Пауло Сезара Фария не имеет никакого отношения к поэзии и славе самбы. Речь идет о бывшем казначее предвыборной кампании бывшего президента Колллора, снятого со своего поста Бразильским конгрессом. Как бывший казначей, так и бывший президент Коллор, снятый в процессе импичмента, были обвинены в крупномасштабной коррупции.

Читать далее

Роберта Грац. Анонс книги

Град обретенный
Роберта Б. Грац
Город в Америке: жители и власть
М.: Общество Развития Родной Культуры, 2008
Переиздана книга, которую переводил Вячеслав Леонидович Глазычев. Это тот пример, когда описана технология по работе с местным сообществом, архитектурным наследием, властями и архитекторами.

Ключевым словом книги Роберты Брандес Гарц является термин «градоводство». Это не градостроительство, за которым видится бездумное воплощение архитектурных макетов и не градоведение, сводящееся к мартирологу утраченного, а именно градоводство, предполагающее отношение к городу как к живому, вечно меняющемуся организму. Кстати, оригинальное название книги, так и звучит – «Тhe living сity», «Живой город».
Градоводство это процесс обновления городской среды, «фактически экосистемы, простирающейся от каждого отдельного переулка до шоссейных дорог, связывающих города между собой». Причем, «градоводство отнюдь не сводится к спасению и новому использованию старой застройки.… Это многоаспектный подход к болезням города, нацеленным на сохранение и упрочнение как природной, так и рукотворной среды…». Фундаментальный принцип градоводства – «изменения постепенны, естественны, не имеют привкуса катаклизма, отвечают экономическим и социальным потребностям людей. В одном месте и в одно время не происходит ничего чрезвычайного, города не увядают в одночасье и не возрождаются в один день, они наиболее успешно развиваются под воздействием множества действующих лиц, осуществляющих индивидуальные маленькие подвижки среды, привнося изменения, небольшие по масштабу, но с большими суммарными эффектами».
Автор подчеркивает, что «градоводство существенно отличается от ранней стадии движения в защиту исторических памятников, которое концентрировало внимание на спасении и реставрации отдельных сооружений в качестве культурных ориентиров». То есть сохранение «духа места» в городской застройке, в градоводстве не самоцель, а средство для того чтобы сделать город удобном для жизни. «Старейшие постройки в стареющих соседствах восстанавливаются раньше, чем возводится нечто новое, не только потому, что они примечательны в архитектурном отношении или ценны в социальном смысле, или важны в функциональном. Это делается, прежде всего, потому, что дать им разрушится попросту нерационально и с хозяйственной точек зрения».
Вот тут то новая дисциплина, а то, что градоводство является полноценной научной дисциплиной сомневаться не приходится, вступает в противоречие с «законом каменных джунглей», фактическим заговором девелоперов, риэлторов и муниципальных чиновников против жителей. Причем, как показывает книга, в США агрессия во внедрении «научно-коммерческого» подхода к городскому планированию и застройке еще более сильна, чем у нас. «Великая бульдозерная эпоха» 1950-х годов изменила облик американских городов, гораздо разрушительнее, чем это происходило с российскими городами при большевистских энтузиастах. Роберта Грац считает себя ученицей Джейн Джекобс, автора книги «Жизнь и смерть великого американского города», написанной в 1960-е годы по горячим следам «Бульдозерной эпохи».
Хотя у нас об Америке сложилось впечатление как о стране с сильной социальной активностью граждан, «беспредел» власти в области градостроительства долгое время не встречал противодействия. Соответственно появление инициативных групп, и их действия не понравились паразитирующему на обновлении города триумвирату. «Усиление групп, имеющих непосредственную опору в городских сообществах, пугает политиков, хотя совсем не обязательно несет в себе серьезную для них угрозу», - пишет Роберта Гарц.
Градоводство это не только урбанистика, социокультурная составляющая в нем играет существенную роль. Важнейший его принцип – поддержка существующих малых форм бизнеса и создание новых, дающих новые рабочие места, а потому инвестиции должны направляться как на сооружения, так и на людей – «новый общественный центр, читальня или место для спортивного отдыха часто значат больше, чем еще одно жилое здание».
Хотя говорят, что Россия не Америка, книгу Роберты Грац, можно использовать как учебное пособие по градоустройству, что бы не наступать лишний раз на американские грабли. То сейчас происходит в России, конечно не во всем совпадает с описываемым в книге Грац, но главное – противостояние двух путей городского развития «урбанологического» и «градоводческого», вектора «власти » и вектора «общества», обозначается все сильней.

Читать далее

Львовский дневник

Был написан в жанре писем другу, которые в свое время благополучно до него тогда доходили.
Это фрагменты бытописания из старого центра Львова, из квартиры, которая расположена над музеем аптекой. Стена спальни отделяла от музейной комнаты «Кабинет врача 16 века». Музей сочетал в себе работающую аптеку и несколько уровней музейной экспозиции, которая, будучи весьма хаотичной, создавала специфическое ощущение таинственности от культуры врачевания всех эпох, которые наслаивались тут одна на другую, оставляя свои артефакты. Жила я тут пол года и некоторые ощущения, которые сохранили письма размещаю тут. Этот текст по большому счету тоже является уже наследием, так как был написан в 2003 году.


«…Когда я поселилась в этой квартире, то не думала, что соседство с домом, в котором есть ниша с Девой Марией, мне когда ни будь так поможет. А тут просто захотелось вдохнуть ночного воздуха, подошла к окну.
Ты ее хорошо помнишь. На той полочке для подношений стояло много цветов (в этот день был Цветочный спас) и среди цветов горели лампадки. Дело было под утро и мне нужно было, кому то, что то сказать,. Перекрестилась…»


«… 19.10 –Кукует кукушка; колокольный перезвон; поет народный хор под гармонь на русском, видно радио; шумят машины по брусчатке; хлопает дверь машины, а потом подъезда; воркуют голуби; играет радио у соседей попсу; проехал трамвай; пробежали дети; какой то мужик сожалеет о прожитой жизни бабьим голосом на украинском языке; включили сигнализацию в машине; муха стучится в стекло и жужжит; занавеску на моем окне развивает и заставляет шуршать пальму. ВСЕ это происходит одновременно.
Интересно, сколько лет мужику? Почему он сегодня, 12 июля, в середине волшебного Львовского лета сожалеет о ВСЕЙ !!! жизни? Куда едут люди в том трамвае? В какую сторону он вообще поехал? Так они обычно перезваниваются между собой, когда встречаются в том месте, где рельсы сходятся в узкое место и один уступает другому дорогу. И в чье окно залетит муха, когда наконец вылетит из моего? Что пьют под эту дикую попсу в ресторанчике снизу? Кто считает кукушку еще кроме меня? И вообще, что она делает в центре города миллионника? Города, где история гнездиться на каждом пятачке.
Вот примерный список вопросов, который я хотела бы обсудить с тобой прямо сейчас. Тут одиноко в этот воскресный денек.
Кстати, прямо сейчас заиграл вместо попсы и колоколов вальс Мендельсона!!! Это что, шутка???………..»





«… Так что вполне резонным был побег в горы. Ну может не резонным, а вполне в моем духе.
Каждый выздоравливает как может.
Билет за 13 гривен на автобус и шесть часов жары и ужасной дороги в город в Карпатах должны были обеспечить место и время, где я дочитаю твой роман. Вокруг подсаживались новые люди. Одни выходили, другие приходили. Я ехала и ехала. За окном кладбища, поля, ветки в окошко автобуса, заборы и дома. Потом въехали в горы. Рядом со мной сел дедок. С красным лицом и седыми кудряшками.
А глаза голубые и прозрачные. Он достал из пиджака листик и там была песня, написанная детским подчерком. Дедок ее учил. Видно накладывая про себя слова на известную ему мелодию и получалось что то вроде мурчания - журчания. Голос был очень приятный. Это меня совсем не раздражало. А потом он отсел от меня к бабулькам и они вместе запели. Там что то про «…повстань Украина». Все очень патриотичное и одновременно лиричное. Красиво. Когда наконец мы приехали в Яремчу, то оказалось что это потрясающе красивое место.


Мы решали вопрос: снять комнату, дом или номер в гостинице. Но комнаты или дом не понятно где искать, а все темнело и мы просто пошли в гостиницу. Потом гуляли. Темнело. Пили пиво с чипсами. Пришли домой спать. В соседнем здании было Агентство недвижимости, но оно было закрыто и пришлось просто записать телефон. Потом мы узнали про местные достопримечательности: два сувенирных рынка и один водопад.
Туда и пошли.
Город очень трогательно бьется насмерть с последствиями совковой архитектуры.
Кроет неуместный кинотеатр семидесятых черепицей. Достраивает башенки и верхние этажи. Обустраивает мансарды. В магазинах пусто, кафе – это тоскливые дети перестроечных кооперативов.
Впечатления от того, что происходило вокруг перемежались с событиями романа. Первый рынок оказался печальным представительством рынка во Львове, где ты покупал чашки, где я покупала одеяло. Цены те же или дороже. Потом мы пошли через мосты и попали к ресторану «Гуцульщина»... Прямо за рестораном, водопад. Такой открыточной красоты. Я сделал массу снимков. Пленки две отщелкала сразу (всего за день пять). А через мостик, по которому можно пройти вдвоем, а не втроем, был замечательный рыночек. Там сразу как-то бросились в глаза тапки.
Красивые. Из меха. С вышивкой. Что-то Гуцульское в них было точно. Потом купила ножик с деревянными ножнами и инкрустацией. Весь такой самобытный, самобытный. Подумала, что сыну будет здорово иметь такой. Он любит всякие такие штучки. Купила гуцульский топорик для Генисаретского. Топорик является одновременно и такой палочкой – опорой при ходьбе и оружием и орудием. Прямо для него... А потом появилась стайка детей и они покупали очень забавно сувениры. Они покупали только «полезные» вещи. Очень трогательно. Старшей среди них была монахиня. Ей лет тридцать пять – сорок. Рыжая с прозрачной кожей. Внимательные глаза. Кажется светлоголубые. Платье коричневого – школьного сукна. Они пошли к водопаду.
Мои девчонки замешкались у палаток, а я рванула за этой компанией и сделала кучу их фотографий. Получилась серия. Дети, монахиня, вода, воздух. Они как то очень тактильно между собой взаимодействовали. Монахиня споткнулась и упала в воду. Платье до пояса было мокрым. Дети тут же засобирались вокруг нее и они ушли
Потом мы зашли в ресторан «Гуцульщина» с тем, чтобы там пообедать. И там… и там нас встретил Вася. Вернее, пан Василь.
Чистый гуцул, как он себя величал. Василь был преисполнен чувством собственного достоинства. Да, чуть не забыла, когда мы подходили, он сидел на лавочке с трубкой (телефонной), а прямо над ним висел барельеф, вроде памятная доска.
С физиономией, которая была его копией, тоже с трубкой, но курительной. Василь сразу стал нашим героем и я даже полностью отвлеклась от романа. Антураж выдержан в стиле: мол гуцулы мы! Ай да мы!
Заказали мамалыгу. Я заказала с грибами и брынзой, Ира с брынзой, Лиза с грибами. Заказали грибную юшку, салат и малосольные огурцы. Решив, что чай будем пить в другом месте, как ты знаешь, я всегда иду после обеда или ужина пить чай или кофе в другое заведение. Василь довольно быстро все принес и говорит: а мамалыгу я для усих сделал с грибами та бринзою. И так мелодично он это говорил!!! А потом посмотрел и говорит: а самагоночки? Ну, говорим, пожалуй. Принес. Выпили. И все стало просто отлично. Василь знал толк в том, что делал.
Взял с нас в три раза больше, чем стоила наша еда, но мы как то примирились и заплатили сполна, не разбираясь. В свою очередь он нас пригласил приходить с 17.00 на живую музыку. Ну говорим, конечно будем. И я тут же поинтересовалась насчет недвижимости. Василь изъял мою визитку и заявил, что все устроит. Его сосед уезжает в Америку и продает дом. «Так что будете моей соседкой, пани Катерина!» Ну что ж. Пошли в гостиницу, занести сувениры
Девчонки зашевелились и стали меня вытаскивать на прогулку. Взяли купальники и двинулись.
Быстро нашли пляжик, вернее место, пригодное для купания, пожалуй редкое на этой речке. Вид был завараживающий. С одной стороны был скат, или перевал, не знаю точно, как это называется в горных речках, а с другой стороны сам водопад, собственной персоной. Мы живо переоделись. Вода холодная. Ну и что ж. Потом показалась даже теплая, когда проплыла.
Потом пошли обратно.



А на крыльце человек восемь сидит на крыльце и среди них наш Василь.
«А мы вас чакаем, вас чакаем. Вот наши музыки, наш директор, наша повар.» И в общем всех нам представляет и нас тоже, в свою очередь, как своих старых знакомых. Пани Катерина, пани Лиза, пани Ира. Провел нас на балкон, усадил, скатерть белую постелил. Весь вытянулся щепочкой и ждет, пока мы заказ сделаем. А мы шашлык собирались идти есть в другое место, в «Калибу». Ну говорим, самагоночки повторите, огурцов малосольных, хлеба, да и воды без газа. Василь в этот момент стал похож на избитого пса. Я как то не доперла, а Ира (она очень проницательная), сказала что он так отреагировал потому, что мы мало заказали. Тут к нам с цимбалами подсел один музыкант, а я удрала обратно к водопаду, на сувенирный рыночек, купить пленку. Я кстати сейчас следую твоему совету и покупаю четырехсотку, которую ты мне сказал. Вставила пленку и идя обратно над водопадом по мосточку, отщелкала фоток десять с мальчиками, которые плавали и ныряли внизу. Получилось замечательно (ну если о своих фотках так вообще можно говорить). Ну вот, вернулась, а Степан уже тут герой номер один и терроризирует моих девочек исполнением подмосковных вечеров на цимбалах



А потом говорит, ну москвички, а знаете, я отдыхал в Трускавце, лет двадцать, двадцать пять назад. Там отдыхал я с женой, и была там москвичка, звали ее Зоя. Так вот посвящаю эту песню Зое. И запел очень грустную, такую задушевно-унылую песню.
Сказал что старая, может рокив сто ей (рокив – лет). Оказалось, что Степан живет на горе и по утрам косит, а вечером спускается и играет в ресторане на цимбалах. Нарисовались и другие музыканты и подыграли пару зажигательных мелодий. Один с ударниками, другой со скрипкой. С сопелкой у них еще в ансамбле есть, но он ушел косить. Так что мы выпили, закусили огурцами, послушали музыку чистых гуцулов и пошли себе. Василь деньги с нас брать отказывался. Мы музыкантам немного оставили и пошли.
Некоторым испытанием был для меня переход по железнодорожному мосту, который идет довольно высоко, на уровне невысоких вершин, а снизу горная речка, домики, в общем высоко было и в это время через него проехал поезд.
Так мы попали в ресторан «Калыба» и заказали шашлык, драники (деруны). Внутри было достаточно темно и свет, который выпадал из светильничков, делал все изображение с какими то фантастическими эффектами. Усач щупал тетку в блестящей зеленой блузке и выбеленным волосом прямо у мангала или печи, как оно там называется, куда они кладут поленья и прямо там делают шашлык, в центре заведения. Тетка была счастлива. Вокруг крутилась другая тетка, постарше и постройнее с крашенным в вишневый цвет волосом, в блестящей красной майке в облипочку и красных брюках. Компания забойная. Они как то живо сварганили нам поесть. В большую плошку нарезали много белого пушистого хлеба и мы все это с удовольствием умяли. Там тоже была живая музыка, но тут уж совсем играли нестерпимо плохо и отчаянно громко. В какой то момент мы не выдержали и оттуда ушли.
В горах собирался туман и казалась, что это моя горечь вот так собирается и освобождает меня. Обиды проходили.
В купе мы взяли постель, быстро расстелили, заказали чай и я заснула мгновенно. В одиннадцать уже были во Львове и в 12.00 я уже собрала совещание.»



«…Приветик, письмо не отправила, а ты уже улетел….
Сегодня было ужасно жарко и душно. Днем хотела сесть на диету фруктовую.
Но как раз в этот момент смертельно захотелось мяса и я съела рыбный стейк. Ждала встречи с поварихой и у меня оставалось пол часа времени на площади Рынок. Там рядом музей был «Львовский исторический». Ну я расплатившись гривной туда и рванула. А то прожила рядом три месяца, а в нем еще не была. Правда была во всех остальных, но это меня не оправдывает. Там замечательные портреты всяких славных гуцулов меня тронули за самое сердце, 18 век, без автора, но с именами портретируемых. Думаю, что это так называемые «трунные портреты» – не знаю как по русски, но это когда человек умирал, то его портрет тиражировался по количеству родственников, вернее родственных домов. Если например внук умершего женился, то делали копию для его дома. Это называется у нас «трунный портрет». А труна – это гроб. Короче, что то связано с посмертным портретом.
Всякие предметы быта и роскоши. Ну все как везде. Главным моим впечатлением стала смотрительница.

Представь: худосочная, вернее тощая женщина возраста от 35 до 45. Блондинка, волосы накручены на крупные бигуди и эти кудри не вычесаны на затылке. А выглядят так, как будто она их сняла, а расчесала только челку. Белая, почти синяя кожа. Веснушки. Огромные толстые каблуки бежевых туфель, неопределенного цвета юбка до колен, из которой торчат две ноги, вполне стройные, но немыслимо волосатые, и блузка, вернее такой вид одежды, который является прозрачным, за ним нет секретов от глаза, но сексуальность отсутствует как факт. Все это зеленого цвета, а под этим роскошеством на тощей, проваленной груди красуется застиранный лифчик. Но главное – это лицо. Глаза – зеркало души? Так вот глаза одеты в очки. Я никогда не видела, чтобы были такие толстые линзы в очках. Губы, я не помню что такое губы, но они были вымазаны ослепительно яркой помадой. Такого цвета больше не найдешь!!! Да и фактуры тоже. Помада была не только яркой но и жирной. На губах она лежала кусочками. Цвет…Его просто не существует больше в природе. Я за последнее время не видела ничего более яркого, чем эти губы. Такой толстый слой… И она сидела и смотрела прямо перед собой. Когда мне стало видно место, куда она смотрит, меня чуть было не вытошнило от неожиданности, смеха, брезгливости и мистичности ужасного сюжета. Она смотрела на портрет основателя города Львова. Она так… смотрела на галицко-волинского князя Данилу Романовича, основателя города Львова. Данила с этой точки зрения просто красавец мужчина. В нем столько здоровья, красоты, мужества, достоинства и героизма, что влюбиться может каждая. Я конечно понимаю, и даже очень хорошо понимаю сюжетику неразделенной любви, но чтобы он умер в 13 веке, а на него ТАК смотрели!!! Это было для меня непостижимо. Пока я не попала в этот музей.
А я все критиковала тутошние музеи!!! Говорила что интерпретации местного архитектурного и исторического материала маловато. А тут такое!!!
И интерпретация и любовь и отношения прошлого с настоящим. Все что хошь!!!
…………..вот!


А еще я познакомилась с нашим постоянным клиентом. Звать Сергеем. Внешне похож на Гарика Виноградова. И по стилю и по типажу. Сам график, работает в местном историческом музее реставратором. Во всем сознался. В частности в том, что знаком со Львом Рубинштейном, ездил с ним некогда в Одессу, делали они так какой то проект. То ли с поэзией связанный, то ли еще с чем. Ну и вообще, всех знает и по именам и по фамилиям.
Все время нажимал на то, что ему твоя выставка очень нравится и особенно ощущение токтильности, тепла и еще чего то. При этом, для того, чтобы мне передать суть своей мысли и чувства брал чашку в две ладошки и прижимал к лицу. Ну вроде как твои работы в нем вызывают такие чувства. А я со своей стороны с ним тут же согласилась.
Муха покончила жизнь в плафоне лампочки и я серьезно задумалась над тем, что сейчас заканчивается июль месяц, а тут нет комаров. Как так может быть в городе с подвалами, сыростью, дождями и жарой?
Получается, что это какой то сверх изысканный город и комары тут исторически не могли появиться. Все таки это город любви. Представляешь, сюда со всей Европы съезжались развлечься в местные бордели. Если бы тут были комары в обилии, то эта индустрия значительно была бы изгажена этим обстоятельством. Представляешь, из открытых окон множества публичных домов раздаются стоны, охи и шлепки о голые ляжки с целью убиения этих самых насекомых!!! Теперь разгадка того, почему Львов – это Лас Вегас Европы, разгадана!!! Тут нет комаров.
Еще одна тайна разгадана.
Ну это после того, как стало ясно, зачем городу столько шляпных магазинов.
Это ведь совсем не связано с кокетством или кокотством. Это связано с его глубокой религиозность. В шляпках они ходят на воскресную службу в церковь. Вот так то.
Котов разогнали собаки с лаем. И стало тихо, тихо. Так что и я пойду спать.
Вот и колокольный перезвон. На часах ровно час ночи.
До встречи еще далеко…»




«…Привет! Мы вернулись из Колымыи, как по русски правильно пишется, я не знаю.
Это центр гуцульщины и Прикарпатье. Там течет река Прут и друг продавщицы из моего магазина имеет частную гостиницу, которую сделал из своего дома. Ура! Я побывала в музее писанки и музее гуцульщины. И там и там меня просто осчастливили попытками осовременить эти национальные мотивы. Практически краеведческие музеи, зато как здорово. Я там музей писанки сфотографировала. Проявлю пленку и покажу. Пятьдесят тысяч раскрашенных яиц. Так красиво!!! Только ты не подумай что это что то фрейдистское, нет, нет, я просто люблю музеи. А музей ли это чертей, хлеба, воды, воздуха или расписных яиц, это один черт. Прости господи. Я все равно счастлива, если свет хорошо падает на экспонат.


Город картиночный, малоэтажный и очень европейский. Вот прямо идешь по улицам и дышишь колоритом. Я там провела переговоры с владельцем одного интернет-кафе, который хочет наш ОГИ –шный формат. Так что все хотят нас. Ну да посмотрим. Там есть детская церковь. Как мне пояснили, туда ходят в основном дети молиться. Обычная, католическая. А еще я купила хлебницы для кафе из нержавейки. Сделанные по технологии, по которой лейки и ведра делаются. Мне они очееень ндравяться. Просто красота, как ты говоришь, как таковая.
Купалась в реке Прут. Там течение быстрое, вода зеленая и чистая, берег погано покрыт железобетонными плитами. Для того, чтобы в воду попасть, нужно ноги в щели вставлять и лезть, ну или прыгать сразу. А назад таким же макаром. Видно берег сильно размывает, а мозгов и таланту сильно не хватат, для того, чтобы это по человечески сделать. Ну я так вот и купалась. Зато вдали виднеются горы, горы под названием Карпаты.
Вышло еще одно мое интервью в газете, но я уже обленилась и даже не удосужилась найти эту газету. Так, со слов покупателей знаю…»

«…Ну вот, мне осталось совсем чуть, чуть времени бродить вулицями старовинного Львова. Сегодня ехала машиной по центру. А так как проспект Свободы перекрыт по выходным, пришлось делать большой крюк. Получила удовольствие от праздного катания по ночным улицам. Брусчатка, мокрая от дождя, попса по радио, прямой и безобидный теплый дождь. …Ну да я не хандрю, а просто болею. Просто простуда, забит нос и болит горло. Просто колко звонят колокола, просто попробую почитать плохой детектив перед сном. Хороший читать лень.
А еще я сегодня подумала о том, как будет развиваться жизнь, когда я вернусь в Москву? Ответа не нашла. Так же одиноко? И так же весело и свободно?
Поэтому меня пугает возвращение в Москву. На самом деле. Очень пугает. ….
Понимаю и пью «Карпатский чай» из мелиссы. Похоже на мяту, только мягче. Только противный привкус пакетика из за того, что не добавила мед. Забыла.
Сегодня купила ежевику. За 800 граммовую баночку заплатила 1 гривну. Даже обидно мало. Она удивительно вкусная. Тут она с Карпат. Не похожа на ту, которую в детстве собирали. Та была собрана из более крупных круглых частей и более кислая. А может это только так казалось на фоне малины. Малина тут отошла раньше, чем у нас. Сегодня купила персики. Мне все утверждают, что тут растут, буквально в ста километрах. А еще очень вкусный творог, сметану и сулугуни и мелкий виноград, такой сладкий, желтый и мелкий.
Слушай, а если мы устроим побег? В смысле всегда жить в новых местах? Это возможно. Я знаю. Я так живу. Я знаю много городов, знаю где какие гостиницы, знаю даже номера мобильных телефонов таксистов, которые меня встречают в аэропорту. Я звоню из Москвы и говорю время своего рейса, а они меня встречают. Утром, днем, ночью, все равно. Знаю номера квартирных хозяек, которые сдают хорошие квартиры. Знаю в Петрозаводске, Сургуте, Питере, Калининграде, Вильнюсе, Таллинне, Бресте, Орше, Витебске, Киеве, Саратове, Самаре, Чебоксарах, Перми, Сыктывкаре, Вашингтоне, Бразилиа, Хельсинки и еще в каких то, которых сходу не вспомню. Ну как? Везде можно покупать творог на завтрак, ежевику, ходить за зеленью на рынок и находить новые любимые кофейни. МНЕ ТЕПЕРЬ УЖЕ КАЖЕТСЯ ЧТО ВЕЗДЕ, КРОМЕ Москвы… Можно гнаться за первым снегом по миру или за тополиным пухом. Можно все время жить там, где идет летний дождь по брусчатке. Звонить например в город и спрашивать: а когда у вас обычно цветет сирень? С 1-х чисел следующего месяца? А до какого числа? Две недели?! Отлично! Забронируйте нам номер с 1-го до 14-го следующего месяца. А там посмотрим…
Ну да, не говори мне что я дура. Я знаю. Все отлично сама знаю…»

«..Сегодня смотрела очередную выставку в Дзиге. Скульптур – мультур.
Рыбки на ножке, мыслитель без головы, лестница и человек на ней, а лестница из лица.
В общем все как то так.
Была в квартирке, которая когда то была предвыборным штабом несостоявшегося депутата городской думы. А теперь там живет брат его жены, местный рокер. С балконом на гостиницу Жордж, и проспект Шевченко. Стены в темно кирпичный цвет, лепнина покрашена золотом, а на полу листовки предвыборные валяются и газеты, а в соседней комнате типа мастерская – спальня. Все это в огромной коммуналке.
Музыку включили «мы с Бендершафту» или что то в этом роде.
Пластинка на старой радиоле, которую местная тусовка уважительно величала патифоном и пластинки перебирала с трепетом.
Очень трогательно..»

«…Приветик!
Ура, ты на связи, а то у меня не проходящая хандра.
Тебе привет от твоей собачки, которую ты сфотографировал. Ну ту самую, которая стала подарком для Димы. Я так растрогалась, что дала кусок сыра, который купила на ужин. Псина сыр сожрала и тебе велела кланяться.
А с собачками тут все хорошо и это, как оказалось, не спроста. Доминиканский собор, крыша которого видна из окна моей ванной, на фасаде украшен псом, в смысле герб такой. А «dominicanes» переводиться – «Псы господни». Так что до сего дня по Львову бегают псинки Святого Юрия, которые искореняли инквизицию. Они правда хлюпенькие какие то. А сказать, что они выродились, не скажу. Дело в том, что такая же жалкая собачка и на гербе, как и сидящая рядом с Дианой, а также тобой сфотканная. Наверное их хилость компенсируется силой веры. Что ли?
Завтра хочу попроситься в Королевский арсенал у реставраторов, с которыми я тут задружила. Там, где снимались «Три мушкетера» и сейчас находиться архив.
А еще хочу сходить в Собор Св. Елизаветы, в который, к своему стыду пока не попала. Это тот, который по пути к вокзалу, или по пути с вокзала. Не так давно остановилась на светофоре, как раз напротив открытого входа и увидела как нищенка ставила свечку. А рядом со входом с залихватским видом стояла алкоголичка, с видом непотребной женщины. Она ела вяло семечки, а старый бомж заглядывал ей под юбку и гладил такую же собачку!
А сегодня целый день проспала с температурой.
Только сейчас начала приходить в себя…»


«..Сегодня с Димой ходили в Каплицу Боима. Рассмотрела самого Боима на барельефе над эпитафией. Хорош! С усами, острым носом. Чернобривый, черноглазый. Что и говорить! Орел. А ангелы! С ляжками, глаза с ресничками. Такие добротные, толстунчики. Очень странное у меня ощущение от Каплицы. Там и мрамор и дерево и ракушечник, что ли, и резьба и роспись и лепка. Всего вдоволь и напичкано. Фантастика! Такое впечатление, что это все можно рассматривать до бесконечности. А я и рассматриваю. Рассматриваю когда пью кофе в Свите кавы, рассматриваю когда прохожу мимо. Рассматриваю вечером, рассматриваю утром и днем. Рассматриваю людей, которые фотографируются на ее фоне и фотографируют ее отдельно. А еще мне последнее время нравится ходить в армянский храм. Иногда там поют. Очень красиво. Особенно хорошо это слушать со двора. Когда звук как бы эхом. Правда у меня есть ощущение того, что внутри я немного чужая. Есть что то сродни стыду искусствоведа, который в церкви под иконой ищет автоматически табличку с автором и веком. Самозванство? Так это можно определить, что ли?
А еще мне нравится сейчас запоминать Фрагменты. Мне кажется что кусочки лепнины, головки скульптурок, птички и листики мне будут сниться о Львове еще долго, долго. А еще очень хочу приехать сюда, когда выпадет первый снег. Сидеть на балконе и смотреть на то, как он падает, как он покроет крышу музея, как мох на дранке будет кусочками выглядывать из под него, как скульптуры изменят выражение лиц. Мне кажется, что они станут более дубовыми от холода, как это бывает у людей, когда они сильно замерзают. Как в складки борочных их одеяний набьется сырое и белое и будет медленно таять. Как преобразиться Дева напротив моего окна, когда она останется белой на фоне своей голубой раковины, а этот замечательный дом станет еще более темно зелено - мокрым и лепнина просто затанцует от того, что снегом будут подчеркнуты ее выпуклости. Как засыпет снег полочку для подношений. И это подношение с неба будет самым уместным и самым чистым подарком для нее. Как тетка со змеей во дворе станет еще более пузатой и змея еще более довольной, когда на ее голове образуется белая шапочка. Господи, как я это хочу увидеть!!! Пить в кафе горячий шоколад и чай с лимоном. Съесть в Веронике три сорта пирожных и собой взять еще столько же. Когда настанет первая зимняя ночь. Первый снег, тепло и сыро. Хочу первый снег в середине августа! Это тоска…Да, сегодня опять ломились в дверь в пять утра.»

«…Ну что, я выезжаю из Львова!
Хочу ехать на поезде.
Хочу выспаться и почитать книжку.
Хочу смотреть в окошко и на станциях покупать абрикосы.
Хочу выходить на длинных станциях и покупать семечки и минеральную воду. На станциях продают местную воду. Хочу пробовать разные ее вкусы.
Меняется пейзаж, меняется вкус воды.
О чем я должна сейчас подумать? О том, что удалось или не удалось сделать тут? Планов и проектов было так много, а реализовалось гораздо меньше. Жаль. Может думать о том, что я хочу сделать вернувшись? Хочется сделать так много, а уверенности совсем не достаточно.
Обязательно нужно купить хорошую книгу. Что бы такого почитать? Хочу и легкое, и трогательное, и увлекательное, и умное. Может томик Канта?
Ну да посмотрим.
Сейчас пойду похожу по городу. Каких то особенных дел у меня нет. Есть только желание еще подышать воздухом этого города. Потрогать камешки, послушать как он живет свой рабочий понедельник, как встречает вечер и как засыпает. В момент, когда он будет просыпаться, за мной придет машина и я поеду на вокзал. Утром этот город мне тоже нравится. Тут хорошо. Тут было счастливо. Я уже знаю много кафешек, знаю многих людей, узнаю бездомных животных, знаю, насколько плохие магазины в этом городе и тут совершенно невозможно купить одежду. В кафешках кормят хорошо и не очень, но есть общий подчерк кухни, от которой я очень поправилась. Мне в общем то понятно, что по приезду в Москву я эти лишние килограммы сброшу, поэтому и не очень волнуюсь. Пару дней на овощном супчике и соке и я опять буду терять джинсы, которые сегодня на мне не застегиваются.
Надеюсь сюда вернуться. Но как я буду спать ночью, если не буду слышать звон колоколов? А? Как я буду жить, если не буду видеть своих девушек под окном? Как я буду пить кофе, если не на моем милом, чудном балкончике, куда прилетают колибри, гусеницы, падают помидоры с неба?
Ну да наверное как то да буду. Во всяком случае мне повезло. На мой балкон прилетали колибри, гусеницы, падали помидоры с неба и приходили в гости друзья. Пили чай, ели творог со сметаной и клубникой. А главное у меня во Львове появился этот балкон, появилось небо и звезды над куполами. Появились две девушки под окнами и много звуков и красок. Это было очень счастливым временем. Временем, которое было Проектом. А проект отличается от не проекта тем, что имеет конкретные цели, задачи, миссию, результат, механизм реализации, сроки реализации. Вот срок и подошел к концу. Даже напиться не хочется.
Теперь я иду за билетом. И все. Начнется новый проект. С новыми целями, задачами и сроками. Ну да ладно, что я тебе это говорю, во первых ты и сам все отлично понимаешь, а еще и знаешь лучше чем я.
Итак, до встречи…»


«Привет!
На поезде не получается!!!
Дима говорит, что нужно быстрее и чтобы я не придумывала себе выходной в поезде. Лечу завтра. Буду как всегда. Встречай.»


Читать далее

Наивное искусство властей предержащих

Поездка в Ярославль позволила, в частности, "полюбоваться" на это сооружение, возводящееся на стрелке Волги и Которосли, на месте Успенского собора 17 века.
Для тех, кто не в курсе этой дикой истории. Суть проблемы в следующем (в моем изложении и понимании, конечно).
Территория бывшего кремля Ярославля - зона охраны ЮНЕСКО. Здесь, на этой территории, было решено "восстановить" разрушенный в 30-е годы Успенский собор 17 века. Условия охраны, теоретически, это позволяли. В том случае, если будет построена "точная копия". Нет нужды говорить, что даже сооружение такой "точной копии" - чистая комедия. Но был проведен конкурс, на который, в частности, был, среди прочих, представлен проект сооружения этой "копии". Представили местные архитекторы, опиравшиеся, как они утверждали, на архивные и натурные изыскания. Однако победил проект московского архитектора Денисова. Эта "копия" была более, чем на 10 метров выше и даже внешне совсем не походила на свой "оригинал".
Согласующие инстанции проект не утвердили. Однако власти, церковные и светские, ничтоже сумняшеся начинают строительство. Более того. При начале строительства были полностью уничтожены древние фундаменты собора - единственные дошедшие до нас его материальные остатки. Не дрогнувшей рукой.
То, что уже построено можно увидеть на фотографиях. Надо было побольше их сделать, но руки не дошли.
Всю ситуацию можно понять из замечательной статьи Юлии Тарабариной.

Статья лежит здесь: http://agency.archi.ru/news_current.html?nid=11352

Статья действительно замечательная. Во многих отношениях. Убедительно рекомендую читать! Мне понравилась идея, что все эти каменные монстры, которые появляются на месте уничтоженных храмов, - проявление вкуса по-детски наивного и незамутненного элементарной культурой, вкуса, который постоянно демонстрируют нам наши власти, выскочившие непонятно из какого места и не успевшие еще эстетически образоваться в этом неожиданно сложном для них мире. Своего рода "наивное искусство" мэров, губернаторов и архиереев. Но это моя интерпретация мыслей автора.
Еще, абсолютно, на мой взгляд, правильно и актуально звучит мысль о том, "умнее было бы все исследовать, музеефицировать фундаменты и сделать на этом месте музей утраченных соборов". Золотые слова. В зрелом обществе, безусловно, так бы и поступили. Ведь там же, не в одном месте, но рядом, три последовательно возведенных собора лежат. Если не ошибаюсь, 13, 16 и 17 вв. Впрочем, 17 век уже уничтожили. Под угрозой и остальные. Раскрытые и правильно законсервированные фундаменты древних храмов - вещь удивительно красивая и информативная. Когда слушаешь настоящего специалиста, понимаешь, что перед тобой разворачивается целая исследовательская интрига, своего рода детектив. А представляете целый ряд таких объектов, расположенный рядом, последовательно?! Дополненный другими элементами музеефикации, этот ряд мог бы стать центром туристического Ярославля, осью, вокруг которой могли бы выстроиться другие объекты. А расположенные рядом Митрополичьи палаты 17 века - местом размещения экспозиции, включающей найденные при раскопках предметы.
Но так не случилось. И не случится.
Там много таких золотых слов. Вот, кстати, еще одна замечательно верная мысль. Автор отмечает, что проклятые коммунисты, которые уничтожили Успенский собор, тем не менее, отнеслись бережно к площади вокруг знаменитой Ильинской церкви. Административное здание, построенное там, вполне гармонирует своим масштабом с этим шедевром ярославского зодчества 17 века. Есть, с чего брать пример.
Статья неординарная. Прочитайте - не пожалеете.

Замечу, также, что по Ярославлю ходят слухи, что в придачу к собору церкви будут переданы расположенные рядом Митрополичьи палаты 17 века. Там сейчас располагается экспозиция древнерусского искусства Художественного музея.

Апдейт.
Абсолютно правильная мысль о музеефикации фундаментов утраченных ярославских соборов и, соответственно, создании на территории ярославского кремля историко-археологического и архитектурного музея под открытым небом, с присоединением к нему Митрополичьих палат, - эта мысль должна была появиться раньше. Независимо от того, был бы принят такой проект или нет. Но само это предложение заложило бы правильную точку отсчета, придало бы дискуссии правильный уровень. Уровень цивилизованного общества. Ведь что происходит сейчас. По сути - спор одного дикого предложения с другим. Одни предлагают создать "точную копию", другие - "неточную". С какой стати нормальные люди должны ограничивать себя этим выбором? Ведь понятно же, что не нужны там никакие эти "копии". Что их создание - это уничтожение подлинных памятников (сохранившиеся фундаменты).
И это уничтожение туристского потенциала Ярославля. Экономического потенциала. Это только кажется, что народ "схавает" плохую архитектуру. Нет же. Все встанет на свои места. И очень скоро. Помните, как в 90-е годы новые богатые понастроили себе уродливые "коттеджи" дикой архитектуры? Их же сейчас очень трудно продать! Не находится покупателей. Все всё стали понимать. Или чувствовать. Не хотят люди позориться.
То же будет и с этим денисовским собором. Ярославль будет стыдиться его. Очень скоро. И скандал этот не забудется. Изувеченная Стрелка, место, откуда начинался Ярославль, будет постоянно об этом напоминать. Да он ведь еще и большой такой! Отовсюду видно! Денисов постарался! Все-таки, люди, в своем безумии, наказывают прежде всего самих себя.
Ю. Тарабарина в своей статье рассказывает и замечательную историю про изразцы. Никаких изразцов в первоначальном денисовском проекте не было. Но решили сделать хоть какое согласование и договорились с ВООПИК. И эти люди согласовали! Конечно, согласование этой общественной организации - филькина грамота, но хоть что-то! Так вот... Какие-то глубокомысленные замечания эти люди должны были сделать. И сделали. А почему бы, говорят, не использовать еще и традиционные ярославские изразцовые элементы декора. Нет проблем - ответил Денисов. И использовал. Проще говоря, перенес декор относительно небольших, камерных, приватных почти, посадских храмов на громадный, совершенно из другого "жанра" собор. Для сравнения. Высота нового храма - более 52, кажется, метра. А высота Ильинской, например, церкви, - 22, кажется, метра. Чувствуете разницу? Вот так рождается китч. С подачи умных голов из ВООПИКа.
Еще раз, во избежание недоразумений. Я там не был. Свечку не держал. Пересказываю своими словами то, что прочитал в других публикациях. Если я кого-то несправедливо обидел - извинюсь, конечно. С радостью. Всегда приятно открывать в людях хорошее. Но, боюсь, что все обстоит ровно наоборот. Это нас все эти добрые люди несправедливо обидели.

Что можно сделать.
1. Мне кажется, что действующая власть вполне может дистанцироваться от этого скандала. Не она это это начинала. Если дистанцируется - это будет мудро. Таким образом она развяжет себе руки для поиска сколько-нибудь пристойного выхода из этой дикой истории, не позволит сделать себя заложником чужих грехов.
2. Мне кажется, что где-то должна быть зафиксирована правильная позиция, высказанная Тарабариной. Необходимо музеефицировать сохранившиеся на Стрелке памятники. Хоть что-то сделать для подлинной истории Ярославля.
3. Мне кажется, что ярославцы поступят правильно, если проведут серию мероприятий с участием исследователей и общественности, посвященную проблематике сохранения и изучения наследия города. Используя, при этом, разные форматы. Круглые столы, научные конференции, проектные семинары. Инициатором этих мероприятий может и должна выступить местная власть, а также научные учреждения города. Тоже очень мудро было бы. Результатом такого обсуждения, кроме всего прочего, должны стать предложения по стратегии сохранения и изучения бесценного наследия города. Как показала практика, пока такой стратегии нет.

Апдейт2
А мне тут прислали ряд документов разных. Публикую их ниже, после своих фотографий, в том виде, в каком получил.
Это:
1. Протокол расширенного выездного заседания архитектурной секции ЦС ВООПИК в Ярославле 05.10.2007 г. Повторное рассмотрение вопроса (с выездом на место) о новом строительстве кафедрального Успенского собора на месте утраченного на бульваре Мира в г. Ярославле.
2. "Лист согласований", из которого следует, что согласование получено только от ВООПИК.
3. Ряд других документов.
4. Еще фотографии строящегося собора (сейчас построено гораздо больше) и фотография, на которой видно, насколько новый собор уже превышает общие высотные отместки города. В частности, видно, насколько недостроенный собор уже превышает отметку ц. Ильи Пророка. (Я вот смотрю - Ильинская ли это церковь? Поправьте, если ошибся!)

























Читать далее